Цена Прикосновения

Вблизи горы, что звать Рапель,
Где тучи вьют свою кудель,
Стоял старинный особняк,
Сокрытый в сумрак и в туман.
В нем юная княжна жила,
Прекрасна, ветрена, мила.
Отец-правитель далеко
Сражался с турком, и легко
Текли ее беспечны дни
В садах, у рощи, у реки.

Ей верным другом с детских лет
Служил, храня от всяких бед,
Единорог, что снега белей,
Покорный прихоти своей
Хозяйки юной. Чуть заря
Зажжет на небе янтаря,
Она, оставив свой покой,
Уж мчит по круче горной той.
Игривый рог срезает мрак,
И конь летит быстрее птах.

Однажды, в час, когда туман
Сползал лениво по горам,
Княжна, в азарте позабыв
Привычный ей тропы извив,
Узрела средь замшелых скал
Пещеры сумрачный оскал.
Но вход не камнем был простым —
Он жил, дышал, как серафим,
И свет таинственный манил,
И воздух сладостью пьянил.

Оставив друга своего
(Мол, «Жди, не бойся ничего!»),
Она вошла под темный свод,
Где время свой теряло ход.
И в центре, в блеске неземном,
На камне, радужным огнем
Игравшем, — дивный самоцвет,
Каких не видел белый свет,
Лежал алмаз, велик, нечист,
Но ярок, светел и лучист.

Рукою робкой, не спеша,
К нему приблизилась душа
Младая. Лишь коснулась вмиг —
И свет, и звук, и стон, и крик
Смешались в вихре колдовском...
И вот она — в краю чужом.
Кругом снега, куда ни глянь,
Лежит безжизненная длань
Мороза. Стынет в жилах кровь,
И не найти знакомых крон.

Подняв глаза, она узрела
Луну, что призрачно алела,
Как будто ткали пауки
Ее из бледной паутины.
И скрип шагов ее так дик
В безмолвье ледяных долин.
Назад! Назад! В пещеры сень!
Вернуть утраченный тот день!
Она метнулась в тот провал,
Что в мир иной ее позвал.

Вот камень тот, вот тот алмаз,
Что светом ослеплял ей глаз.
Коснулась вновь... но тщетно всё!
Молчит холодное сырье.
Не внемлет камень ей немой,
Не возвратит ее домой.
И поняла она, стеня,
Что средь мороза и огня
Луны багровой, в царстве льда,
Она осталась навсегда.

Одна, в мучительном аду,
Встречать холодную звезду.
И крик застыл в ее устах,
И в сердце поселился страх,
Не тот, что деве юной дан
Пред бурей или пред врагом,
Но тот, что вечности туман
Рождает в сердце ледяном.
Напрасно звать, напрасно ждать —
Лишь эхо будет отвечать.

А там, в горах, где росный луг,
Ее искал преданный друг.
Единорог, почуяв зло,
Копытом бил, и тяжело
Дышал, и ржаньем звал ее,
Но тихо было всё жилье
Пещеры той. Он ждал зарю,
Потом другую, к алтарю
Из мха и камня подходил,
И рогом воздух бороздил.

Прошла неделя, месяц канул,
И ветер гриву растрепал,
И снег на землю тихо грянул,
И след княжны давно пропал.
Но верный зверь не отступал,
Он вход в пещеру охранял,
Надеждой призрачной томим,
Что вот сейчас, как легкий дым,
Она возникнет, засмеясь,
С судьбой коварною борясь.

Княжна ж, отчаяньем объята,
Брела, не зная, где закат,
Где утренняя благодать.
Ей пищи было не сыскать,
Лишь снег хрустел в ее зубах,
Да лед в оледеневших прядях.
Но диво! — холод не губил
Ее красы, не леденил
До смерти плоть. Как будто чары
Хранили от последней кары.

Она не мерзла, не спала,
Лишь бесконечно долго шла
Сквозь лес из ледяных стволов,
Где не было ни птиц, ни слов.
И в этом царствии немом
Она была живым огнем,
Последней искрой теплоты
Средь вечной, мертвой красоты.
И память, словно острый нож,
Твердила ей: «Ты не вернешь...»

Она припомнила отца,
И строгость милого лица,
И особняк, и старый сад,
И роз пьянящий аромат.
И слезы жгли ее ланиты,
Но тут же, стужей перевиты,
Сверкающей росой стекли,
Застыв алмазами в пыли.
И каждый шаг ее отныне
Ронял алмазы по пустыне.

Так и брела она, одна,
Под светом, что лила луна,
Не зная цели и пути,
Не в силах гибель обрести.
И слух идет в народе том,
Что затерялся за хребтом,
О Деве Снежной, что во мгле
Бредет по ледяной земле.
Что след ее — алмазный прах,
И скорбь в невидящих очах.
И кто ее случайно зрит,
Тот сердцем вмиг оледенит,
Забыв и дом, и род, и свет,
На много, много долгих лет.

А конь все ждал. Его краса
Угасла, как в полях роса.
И шерсть, что ярче молока,
Посеребрила седина.
Он стал как призрак той горы,
Хранитель каменной норы.
И рог его, что был так чист,
Покрылся мхом, как старый тис.
Он стал легендой пастухов,
Безмолвный страж былых веков.

И вот однажды, в зимний день,
Когда легла на землю тень
От туч свинцовых, и пурга
Завыла, словно очень зла,
Из той пещеры, где алмаз
Сиял, как чей-то злобный глаз,
Повеял холод неземной,
И воздух стал как бы иной.
И зверь, почуя эту дрожь,
Понял, что ждать — пустая ложь.

Неведомая сила вдруг
Его толкнула в этот круг
Волшебный. Он шагнул во мрак,
Сквозь тот таинственный сквозняк,
И камень радужный блеснул...
И мир знакомый утонул
В сияньи. Вот и он стоит
Там, где метель одна царит,
Где воздух режет, как стекло,
И всё навеки замерло.

Он видит след — не конский, нет, —
Алмазный, тонкий, хрупкий след.
И ржаньем, полным муки всей,
Зовет хозяйку... И по ней
Он мчится, буре вопреки,
Сквозь ледяные ковыли.
И вот, вдали, средь белых нив,
Свой стан печально наклонив,
Она стоит, как изваянье,
Вся — воплощенье ожиданья.

Она его не узнает,
Лишь смотрит в ледяной полет
Снежинок. Память — тонкий лед,
Что время медленно грызет.
Но он подходит, и челом
Касается ее ланит,
И рог его волшебным сном
Ее забвенье пламенит.
И взор ее на миг теплеет,
И слово вымолвить не смеет.

И вот они — вдвоем, одни,
В краю, где не считались дни.
Он — верный страж, она — его
Вина и божество.
Идут по снежной целине,
Под тусклой, призрачной луной,
Две тени в вечной тишине,
Одной объяты судьбиной.
И нет конца пути тому,
Что их ведет сквозь лед и тьму.

Но что ж отец ее, правитель?
Страны и воинства воитель?
Вернулся он с войны домой,
Увенчан славой и хвалой.
Но ждал его не пир горой,
А особняк, пустой, немой.
Ни смеха дочери-княжны,
Ни звуков легкой беготни.
Лишь слуги, пряча скорбный взгляд,
Ему о странном говорят.

Что, дескать, в горы, как всегда,
Умчалась утром госпожа,
Да не вернулась. Ищут все,
В лесах, в полях, в ночной росе.
Но нет следов. Лишь у пещеры,
Что будит в пастухах химеры,
Единорог стоит, как страж,
И вид его — печальный блаж.
Не ест, не пьет, глядит во мрак,
Не подпуская к ней никак.

Правитель, гневом распален,
Собрал дружину, вышел вон.
И сам к горе Рапель спешит,
Где зверь таинственный стоит.
И видит: правда, конь седой,
Покрытый инеем, худой,
Стоит у входа, и в очах
Такой нечеловечий страх
И верность, что правитель-князь
Сдержал свою слепую язь.

Он звал, молил, но зверь молчал,
Лишь рогом в камни ударял.
И много дней и много лун
Отец, тоской и горем юн
Став в одночасье, приходил,
И с верным стражем говорил.
Но вход в пещеру был закрыт
Для всех, кто не был знаменит
Той связью, что сильней оков,
Меж девой и ее слугой.

А в мире том, где стынет кровь,
Княжна уж обретала вновь
Частицы памяти своей.
От рога, что луны светлей,
Текло тепло, и лед в душе
Крошился медленно уже.
Она узнала друга, и
Слеза, не ведая пути
Иного, снова потекла,
Но не застыла, а прожгла

На белом саване снегов
Узор из позабытых слов.
И там, где падала слеза,
Вскипала синяя гроза
Из малых искр, и таял лед,
И черный мох на свет ползет.
Она смотрела, чуть дыша,
Как оживала вдруг душа
Земли подмерзлой. И тогда
Ее покинула нужда

Брести без цели. Поняла,
Что сила в ней заключена,
Что слезы — не печали дань,
А жизни трепетная длань.
И конь, как будто мысль прочтя,
Повел ее, уже не мстя
Судьбе, а с новою мечтой,
Дорогой дивной и простой.

Они пошли туда, где свет
Луны багровой гасил цвет,
Где тьма была еще черней,
И холод бил еще сильней.
И там, где царствовала смерть,
Она роняла слезы в твердь.
И каждый шаг ее отныне
Был садом в ледяной пустыне.
Где плакала она навзрыд —
Там ключ из-подо льда кипит.
Где лишь вздыхала тяжело —
Там нежным вереском цвело.

И вот уж за ее спиной
Не край безжизненный, немой,
А полоса живой земли,
Куда ручьи свои влекли
Потоки талые. И зверь,
Открывший в новый мир ей дверь,
Шел рядом, горд и молчалив,
Свой рог волшебный наклонив,
И чуял — близится конец
Их странствиям, судьбы венец.

Они дошли до средотока,
До сердца ледяного рока —
Там возвышался черный трон,
Из чистой стужи сотворен.
На нем сидела в полусне
Царица в мертвом серебре.
В ее короне — та луна,
Что паутиной сплетена.
И взор ее — полярный свет,
В котором жизни вовсе нет.

То была Стужа, Дух Зимы,
Хозяйка вековечной тьмы.
Она-то, скуки ради, в дар
Подбросила волшебный жар
Алмаза в мир живых людей,
Чтоб блеском призрачных огней
Манить и красть тепло сердец,
Губить веселие вконец.
И вот пред ней — ее трофей,
Что стал погибели сильней.

Царица встала. И метель
Сплела пред ней свою кудель.
«Как смела ты, о прах земной,
Нарушить ледяной покой?
Как смела жизнь сюда нести,
Цветы на гибельном пути
Сажать? За дерзость и за спесь
Ты станешь изваяньем здесь!»
И проняла до самых жил
Княжну ее дыханья синь.

Но рядом верный друг стоял,
Он рогом воздух рассекал,
И щит невидимый возник
Пред девой в тот ужасный миг.
Княжна ж, собрав остаток сил,
Тот дар, что в ней единорог открыл,
Всю скорбь свою, всю боль о том,
Что потеряла отчий дом,
В одну слезу соединила,
И на царицу уронила.

И капля та, огня живей,
Коснулась ледяных очей
Владычицы. И страшный крик
Раздался в тот же самый миг.
Затрепетал хрустальный трон,
Раздался колокольный звон,
И стала таять, как туман,
Царица ледяных полян.
И рухнул мир ее пустой,
Сражен горячею слезой.

И вихрь поднялся, свет и гром
Смешались в хаосе одном.
Княжна глаза свои закрыла,
И зверя за рог ухватила...
А миг спустя — знакомый гул,
И воздух теплый в грудь дохнул.
Она стоит у той пещеры,
Где нет ни Стужи, ни химеры.
И блеск тот радужный угас,
Обычным камнем стал алмаз.

А у ее прелестных ног
Сидел отец, не чуя ног
От горя. Он ее узрел —
И будто снова молодел.

И был устроен пир горой,
И слава шла по всей земной
Округе. Но с тех самых пор
Княжны переменился взор.
Она тиха, мудра была,
И в сердце свет она несла.
В глазах её теперь покой,
Где мир открылся ей иной.