Богатырь

Павшие голуби жмутся к карнизу,
вереща, опасаясь попасть в буйный вихрь.
Гнёзда и сучья всё тянутся книзу,
не в силах менять бесноватый пустырь.

Я выгляну, вытяну тяжёлую шею,
увижу мизерных седых голубят.
Укутаю в шарф, разогрею шалфею
и стану я слушать, что они говорят.

Их папа остался за дверью, в морозе,
сидит где-то, ёжится как и они.
У одного из детей накатили вдруг слёзы,
он пророчил отцу неизбежной труны.

И что-то ударило в самое сердце,
дрогнуло в шее и пальчиках рук,
я ринулась вновь отворить в бурю дверцу,
услышав дыхание, ретивого стук.

Мой дом распахнул с приглашением объятия,
укрыл в уголке заплутавших зверей,
однако настигло нас это ненастье...
Кривился поодаль отец голубей.

За мягкой его, гордой, слабою спинкой
тянулись дощатые стены к навесу.
И я с мне не свойственной грубой запинкой
решила, что я до него не долезу.

Я видела мрак, гнев и злость, и обиду
в глазах человеческих, коих полно,
но я не забуду: он как к сателлиту
обратился ко мне, будто я их звено.

Мне снилось волнение глаз тех и пульса,
я помнила смерти его черноту.
Страдалец, отец едва сколупнулся,
и нет больше жизни на птичьем счету.

Голубь раздавленный вступил в парадизу,
погибший в буране, но как богатырь.
Гнёзда и сучья тянулись всё книзу,
не в силах менять бесноватый пустырь.