Игра с перспективой. Сонет-селфи

.

#школа_сонета_литературные_практики
#система_оценки_поэтического_текста
#игра_города_сонет_селфи




Ещё одна, актуальная на данный момент, серия публикаций на данной странице посвящена поэтическим играм, которых придумано немало.
У любого автора есть возможность, здесь и сейчас принять участие в такой игре, в данном случае «ГОРОДА»
Правила простые, как и в детской игре, но помимо того, что нужно назвать город, нужно написать о нем сонет, сделать поэтическую фотографию на его фоне, которую определим как сонет-селфи (написанный пятистопным ямбом с чередованием женских и мужских клаузул).
Будут и литературные бонусы: а) по каждым четырем сонетам (одного автора) из цепочки будет сделан критический обзор (примеры есть в ленте и вариант покажу в этом посте) б) по каждому тексту обзора будет предоставлен «отчет» сделанный программой «Система комплексной оценки поэтического текста) // желательно чтобы тексты были не из «загашников» а новые, написанные с соблюдением классического канона (итальянского!)

Москва – Новгород – Дербент – ТИХВИН – Нижний Новгород – ДАВЛЕКАНОВО – Облучье – ЕЛАБУГА – Архангельск – Курск – КИСЛОВОДСК – Керкинитида…


Татьяна ИГНАТЬЕВА

ТИХВИН. У монастыря

Ноябрьский сон у стен монастыря –
деревьев буро-жёлтых и уставших,
трав с переборами дождей набравших,
и звонницы пять глав богатыря.

Ветра как-будто ищут старый дом
По закоулкам каменных развалин.
Они ещё на знают – дом развален,
Как пришлой жизни стены – всё на слом.

Но светоч душ ушедших тихой сапой
Откуда-то, вбирая миро звёзд,
Не сложен путь его, но и не прост,
Прольётся точно выбранной глиссадой.
Как-будто мир решая взять осадой
И закрепляя вечный аванпост.


ДАВЛЕКАНОВО. У берегов Дёмы

Ну что ж, сам бог велел, наверно, мне
Пройтись по давлекановскому тракту
Не прихотью нелепого абстракта,
А памятью о дальней стороне

Здесь Дёма берега не берегла,
Предела безраздельно забывая.
Носила чёлн башкирского Мазая
Как щепку без ветрила и весла.

Домишки навидались перемены,
Но облик свой усердно берегли.
Нелёгок вздох натруженной земли
За гранью богатейшей ойкумены.
Но всё-таки артерии и вены
Полны живого пламени любви.


ЕЛАБУГА. Чёртово городище

Какой простор под чистой высотой,
Как дышится привольно и отрадно!
Что сердце встрепенётся вдруг досадно –
Что ж, не дышалось деве роковой!

Но не сужу... Трагической Марины
Тут бродит дух... И девственно красив
Старинный белокаменный массив,
Объятый глубиной аквамарина.

Здесь шишкинские деловые мишки,
Под утро оккупировав леса,
Сосновые расплющивая шишки,
Любуются – как светится роса.
Им ведомо отнюдь не понастышке,
Как древней старины течёт слеза.


КИСЛОВОДСК. Курортный парк

Хвалебных од безмерный хоровод –
Комфорт, уют, цветенье, наслажденье!
А я ловлю чуть слышимое пенье –
Свист чечевицы у лечебных вод.

Палящие лучи смягчает тень
Павловнии, и бабочек пятнистых
Мелькает стайка возле горки мглистой.
И тянет, тянет негу долгий день.

Журчит Ольховка, талая водица
Её не хуже тех лечебных вод,
Что пьёт со смаком весь честной народ
И все не может столько лет напиться.
А жизнь вокруг смеётся и лучится,
И кружит, кружит дней круговорот.
   
 

ИГРА С ПЕРСПЕКТИВОЙ:
поэтическое странствие как форма бытия в современном мире

Если бы некий неутомимый картограф человеческих странностей, взялся составить литературный атлас России, он наверняка начал бы с игры в города – той самой детской забавы, в которой каждый следующий населённый пункт начинается с последней буквы предыдущего, – но в исполнении Татьяны Игнатьевой (первого, и пока наиболее активного, участника) эта игра сразу приобрела черты грандиозного поэтического проекта, в котором города становятся не яркими точками на карте, а станциями некоей тайной железной дороги, по которой движется поезд под названием «русская душа», делая остановки то в Тихвине, то в Давлеканово, то в Елабуге, то в Кисловодске, и на каждой станции выходящий на перрон пассажир-читатель обнаруживает, что ему подсунули вместо обычного билета – сонет-селфи, этакую поэтическую фотографию на фоне очередного города, где памятники архитектуры оказываются не менее выразительными, чем морщины на лице, а реки – не менее глубокими, чем душевные раны. И начинается это путешествие, данного конкретного автора, как и положено всякому уважающему себя странствию, с монастырских стен – тихвинских, если точнее, – где «ноябрьский сон» примостился между «деревьев буро-жёлтых и уставших», словно бы и впрямь утомлённых многовековым бдением над «звонницей пятью главами богатыря», который, впрочем, и сам выглядит не слишком воинственно, скорее как страж некой утраченной тайны, которую «ветра как-будто ищут по закоулкам каменных развалин», не подозревая, что «дом развален», как развалена, добавим мы, и сама история, всегда состоящая из обломков, которые поэты тщетно пытаются сложить в единую мозаику.

Но если Тихвин – это снимок, сделанный в состоянии задумчивой меланхолии, когда «светоч душ ушедших» проливается «точно выбранной глиссадой», то Давлеканово – это уже селфи с дороги, сбитой с толку «безраздельным забываньем» берегов реки Дёмы, которая «челн башкирского Мазая носила как щепку», что является довольно точной метафорой самого поэтического творчества, всегда балансирующего между берегом и бездной, между «натруженной землёй» и «богатейшей ойкуменой», в «артериях и венах» которой пульсирует не кровь, а «живое пламя любви» – единственное, что, по мнению Игнатьевой, способно спасти этот мир от окончательного распада.

Елабуга же – это и вовсе селфи-триллер, в котором «простора под чистой высотой» оказывается ровно столько, чтобы «сердце встрепенулось вдруг досадно», а «дух трагической Марины» бродит между «старинного белокаменного массива», создавая ощущение, будто ты попал не в город, а на съёмочную площадку исторической драмы, где даже «шишкинские мишки», эти милые увальни, внезапно превращаются в философов, которым «ведомо отнюдь не понастышке, как древней старины течёт слеза».

Что же до Кисловодска, то это – селфи-открытка с курорта, в котором «хвалебных од безмерный хоровод» соседствует с «чуть слышимым пеньем чечевицы», а «палящие лучи» смягчаются тенью павловнии, создавая идиллическую картину, которую, однако, нарушает странное наблюдение: что «талая водица» Ольховки «не хуже тех лечебных вод, что пьёт со смаком весь честной народ», – намёк на то, что исцеление можно найти не только в официальных источниках, но и в простых радостях бытия, в том самом «круговороте дней», который и составляет подлинную жизнь, в отличие от вечного ожидания чуда, свойственного всем курортникам.

Четыре сонета Игнатьевой, как и сонеты других авторов,  – это не стихи о городах, а своего рода поэтическая игра в классики, когда каждый прыжок с одной географической точки на другую сопровождается сменой оптики: от мистической – к лирической, от исторической – к бытовой, от трагической – к иронической, и всё это для того, чтобы показать, что русская душа – не монолит, а мозаика, сложенная из тысяч таких вот городков, каждый из которых начинается с последней буквы предыдущего и заканчивается первой буквой следующего, и так – до бесконечности, или по крайней мере до тех пор, пока не иссякнет запал у авторов или названия у городов, что, учитывая размеры России, произойдёт очень и очень не скоро.


____________________
Отчёты СМОПТ по текстам будут размещаться в рецензиях к текстам непосредственно на авторской странице