Лангабардцы и Лаузитяне. Глава 2 Незримые нити

Часть 1

Капал дождь на землю,
он падал гроздьями,
перемешиваясь с пылью,
создавая вязкую смесь,
по которой приходилось идти
немало.
В такую погоду
любые босоножки
придут в негодность.
Но, по правде говоря,
их уставшие ноги
были одеты
в потрёпанные сапоги,
то перешагивали,
то перепрыгивали,
а то и вовсе спотыкались
о валуны или другого рода
препятствия,
как,например,
упавшие деревья
или их массивные ветви,
уже и не замечая
всё больше появляющихся ран.

— А я говорил, —
язвительно промычал
душегуб,
—надо было найти укрытие,
не надо было мешкать,
любой жилой дом
встретил бы нас
с распростёртыми
объятьями,
а ты решил
прорываться через чащу
коротким путём
к нашему
тайному логову в часовне.
Я с тобой,блять,
разговариваю! —
задыхаясь,
пытаясь не поперхнуться
от капель дождя,
который стоял стеной,
в котором при желании
можно было
искупаться с мылом
и тонуть.

— Заткнись! —
прокричал разбойник,
усматривая его очертания
периферическим зрением,—
без твоих соплей
трещит башка,
а нам ещё пробираться
через этот грёбаный лес.
Лучше подумай,
что мы скажем сеньёру,
который вряд ли
окажет нам милость
из-за того,что мы
оставили его
ближайшего соратника.

Споткнувшись о злосчастный
корень дерева,
выросший по форме петли,
по-видимому,
именно для этого,
когда произрос
и о который случайно
слегка подвернул стопу
и приостановился,
простонав что-то вроде:
«Ёб твою мать!»—
душегуб.

— А что нам было делать?
Нас бы убили!
Ты видел,сколько их было?..
Всё в порядке?
—Да,
сейчас я тебе хорошенечко
по роже твоей съезжу—
и станет вообще отлично!—
сказал он,
проходя дальше,
слегка прихрамывая,
они пошли быстрым шагом.

Они пробирались
довольно долго,
видимо,
употреблённые калории
вперемешку с адреналином
вызвали паническую атаку,
и на этом шлейфе
они довольно долго
ещё продержались.
Уже светало,
как они увидели
отблески впереди
в древесном пологе,
где росли мохнатые
ольха и крушина.
Аккуратно подбираясь
к подлеску,
заметили отряд
городской стражи,
рассредоточенный у дороги,
где один из них
о чём-то сильно задумался.
Видно,что солдаты
были довольно
сильно уставшими,
всё-таки этот ночной марш,
эта бешеная погоня,
многие из которых
не спавшие более суток,
внутри себя
боролись со сном
и усталостью.
Под плащами
на них были надеты
синие ливреи,
украшенные
зелёным дубом,
вышитым на рукавах, —
не дешёвые пальтишки! —
думал душегуб,
видимо,
этот отряд
был прямой охраной
монарха.
На счастье
этих двух «чеплыг»,
эти красавцы
собрались в строй
и уже начали уходить
в сторону города.
Тем временем:
— У тебя осталось ещё
что-нибудь согреться? —
как будто бы
хотел сказать короче,
но не нашёл слов,
душегуб.
— Ты был не особо в восторге
от моего пойла
в прошлый раз,
осталось немного
во фляге, —
тихо ему ответил
разбойник,
смотря
на уходящих солдат.
— Да давай уже,
не выламывайся,
как засватанный,
а то я прямо тут
и рухну, —
ответил ему.
— Да и хрен бы с тобой,
поскорее бы ты уже сдох,
как ты мне надоел, —
случайно вырвалось
с отвращением,
отвечая душегубу.
— Что ты сказал? —
и взял его за воротник
с крепким натяжением,
от чего они свалились
с корточек
в небольшую яму,
и как матрёшка
покатались немного
из стороны в сторону.

В эту же секунду
что-то заметил
(какой-то шорох,
то ли ему показалось)
один из конвоя
и рассказал об этом
рядом проходящему капитану,
на что тот приказал вернуться,
выстроиться в линию
и выстрелить
из двух шеренг
несколькими залпами
в эту сторону.
Проделано это было
довольно быстро,
и после того
как они услышали
их бег,
тут же прекратили борьбу
с переворотами
в половнике листвы,
а после
уже первого выстрела
мигом ретировались в сторону,
уползая
словно вонючие ящерицы,
отвратительно пахнувшие,
словно какие-то бомжи,
а уже через несколько метров
застыли у валежника.
Хотя думаю,
что так оскорблять бомжей
будет даже излишне.
И видимо, тот факт,
что неподалёку
выбежал выводок лисиц,
испугавшись громкого шума,
а вдруг, охоты на них!?
И тем самым
сменил траекторию
взора отряда.
Пока выводок убегал,
Лисовин смотрел
на этих
чахнувших солдат
и ни капли не боялся,
просто ему было любопытно,
ведь таких молодцов
с такой роскошной формой
не каждый день
можно было увидеть.
В свою очередь,
уже на него самого
обратил внимание
отряд,
и некоторые из них
даже начали двигать
своими пальцами,
чтобы
приманить его,
но он-то не дурак,
отпрыгнул в сторону
колосящегося ещё
зелёного поля
ржи.
Капитан приказал
прекратить шатания
в строю,
заглянул в чащу,
осмотрел местность
и никого не увидел,
кроме разрушенной природы
после урагана.
И после
недолгого раздумья
приказал всё же
идти в город,
на что солдаты
выдохнули.
А эти два отщепенца
выдохнули ещё больше,
а один из них,
возможно,
даже обосрался.
К счастью,
лопух уже зацвёл.
Разбойник
откупорил фляжку,
выпил с охеревшим видом и,
ничего не говоря,
передал фляжку душегубу.
Тот допил до дна и,
локтем вытирая губы,
сказал,
что надо идти дальше.
Они перебегали дорогу,
постоянно оглядываясь,
и растворились в поле.
И через некоторое время
оказались в часовне.

Часть 2

Раздался такой,
как будто бы пророческий голос,
тембр которого,
как будто бы
мог определять суть мироздания,
такой высокопарный,
в нём чувствовался почёт
и уважение
к своей личности.
Этот человек
был крайне фанатичный
в своих убеждениях
и ярый противник
светской разгульной жизни,
которая ему была отвратительна.
На людей,
которые жили
в подобной среде,
он смотрел с презрением,
его чувства были смешанны:
с одной стороны,
ему было их очень жаль,
и он хотел изгнать эти пороки
из нутра каждого
из падших до такого состояния,
чтобы спасти их
перед Всевышним,
почему-то
забирая роль Господа себе,
а с другой стороны,
ему хотелось
их всех уничтожить,
чтобы они
не продолжали угроблять
и так испорченный мир.
Хотя скорее был охвачен
демоницей Барбело
или демоном Бальтазаром,
кому как ближе.

Его речь была ораторской,
и в этой реверберации
ощущалась сила
и мощь его внушения
окружающим —
всем тем,
кто приходил к нему
за советом,
слушал его проповеди
или хотел причаститься.
Будет нелишним сказать,
что аскеза
доставляла ему
максимальное удовольствие,
а не просто боль,
когда режется кожа, —
так приятно щиплет.
Он был главой ордена,
который назывался—
«Казнь господня».

Выходя из амвона,
что находится у солеи,
начал произноситься
этот всюду проникающий
его голос:
— Они погрязли в грехе и во лжи,
а ты мне говоришь,
что не справился,
будто тебя это устраивает!?
Стыд,
с которым
ты должен познать
отчаяние,
будет неутолим,
а поможет тебе в этом
один из моих
избранных учеников,
который понимает толк
в утешении заблудших
сердец.

Душегуб отвечает
дрожащим,
крайне уставшим
голосом,
на коленях:
— Преподобный,
всё виновата эта бестолочь,
который дал мне
неверную информацию!
Если бы я знал,
что такое возможно,
то более тщательно
подготовился,
и он бы точно
от меня не ушёл!

— Ах, ты грязный выродок!
Может быть,
мы вспомним
слова пророка
о правде,
которую нельзя попрекать,
и истину,
которую надо слушать
(Иоанна 12:31–32):
«Если пребудете
в слове Моём,
то вы истинно
Мои ученики,
и познаете истину,
и истина
сделает вас
свободными».
Да как ты смеешь
пререкаться со мной?!
Я есть
связь божья
с миром тленным,
а ты всего лишь
заблудший пёс,
который ещё маленьким
попал ко мне в руки
со слезами на глазах,
в которых всё,что и можно было
прочитать,
так это твоя безвыходность
бытия,
ты совершенно был
оставлен
этим миром
на растерзание,
один,
брошенный своими
проклятыми родителями,
которым
совершенно не было
до тебя
какого-либо дела.
А сейчас
ты ко мне приходишь
с этими пустыми
и совершенно глупыми
оправданиями.
Ты знаешь,
что есть притча,
в которой написано:
«Правда хранит
непорочного в пути,
а нечестие
губит грешника»
(Притч.13:6).
Мы узнаем правду от вас,
хотите вы этого
или нет,
и поверь,
я слышал у наших братьев
такую интересную
мысль:
«Правдивость
ведёт к праведности,
праведность же
ведёт в Рай.
А ложь,
поистине,
ведёт к грехам,
грехи же ведут в Ад.
Чловек,
говорящий ложь,
будет записан у Аллаха
в число лжецов».
Пока ты,
в частности,
будешь раздумывать
над своей участью,
подумай над этими
глубокими
и мудрыми словами.
А теперь
увести обоих,
пусть Акрабан займётся ими.

Словно голодные звери,
будто
стали осторожно
выпрыгивать за едой
к тарелке хозяина
и хоровым голосом
оба начали
просить о прощении:
— Преподобный наш
светлейший,
умоляем вас
о прощении,
прошу вас... —
эхом отражалось в стенах.
Они начали кланяться,
как истуканы,
пока четыре
здоровых монаха
в чёрных
войлоковых рясах
не вытащили их из зала
пустой часовни,
а чем дальше они их утаскивали,
тем крик был
всё глубже и пронзительней.

Часть 3

Солнце сменялось дождём,
светлые очерки
насыщались тенью,
хмурясь,
тучи раскидывались
по всему
пространству неба,
придя с юго-востока.
Кто бы мог подумать,
что нахмуренные брови,
как и нахмуренные тучи,
не выше неба.

Где-то неподалёку
стонут голодные
свиньи,
извалявшись в грязи,
добавляя к пыточной камере
особого шарма.
В этой сырой камере,
обросшей мхом,
было на удивление
почти чисто,
видимо,
человек,
услуживший здесь,
был педантичен.
Стены выложены
из крупного камня,
земляной пол,
старый
эвкалиптовый стол,
весь покрытый
ссадинами и пятнами.
Скажу честно,
там сильно воняло
и было очень сыро.
Смердело
протухшим железом,
потом и страхом.

— А ты знаешь,
как разделываются трупы? —
язвительной улыбкой
перекосил губы. —
Лучше,конечно,
разделывать человечину
ещё живой и
перерезать сухожилия,
перерезать сухожилия, —
безумно трепетал он,
повторяя себе под нос,
задумавшись, —
и добить кости в суставах, —
глаза по-особенному
забегали,
предвкушая мерзкую радость,—
от этого треска
я получаю
особое удовольствие,
это же бесподобно,
но тебе этого уже
никогда не попробовать, —
ухмыльнулся палач.
— Знаешь,
люди в таверне,
вроде тебя,
пытаются внушить мне,
что, подарив человеку
свободу,
он станет
ненасытен,
но я-то знаю,
что человеку
мало надо,
и могу гордиться
своей практикой,
которая доказывает,
что на исходе жизни
человеку становится
ничего не нужно,
именно тогда-то
он и становится
по-настоящему свободен.

— Ты сволочь!
Продался этим монахам,
за которых делаешь
грязную работу,
а те белые и пушистые,
твердят всем о вере
с чистыми руками,
а эта жуткая кровь повсюду
разве не их рук дело? —
проревел разбойник.
—А кто не продался
по нашей жизни?
Может быть, ты?
Может,
у тебя есть примеры
кого-то другого?
Давай!
Говори мне,
столько,
сколько сможешь,
пока ещё можешь, —
это создаст
особый шлейф
нашим отношениям, —
просмеялся палач.
Точит нож
и со злостной улыбкой
спрашивает:
— Расскажи лучше,
умник,
как так получилось,
что правая рука
нашего предводителя
сейчас в плену,
пока я тебе
не отрезал левую.
— Взгляни на себя,
разве ты можешь
называться воином? —
спутанным дыханием
и дико торопясь
старался проговорить
разбойник,
откашливаясь
своим сбитым дыханием.

И как настоящий
скульптор
смотрел на него,
как на своё творение,
крепко
схватил его
левой рукой
за подбородок
и вырезал кровавые слёзы
на щеках.
— Теперь видно,
что ты скорбишь
о своём провале,
не так ли? —
молча
и со всем каменным спокойствием
сказал он.
— Скажи мне,
падаль,
ты уже чувствуешь пик невозврата?
Это только
начало,
ты можешь
всё это прекратить,
лишь рассказав подробно,
что произошло
в тот раз,
и рассказывай всё
подробно,
даже не думай,
что сможешь
меня обмануть,
таких как ты
на моей памяти
уже десяток.
— Нашёл чем гордиться,
псина ты помойная!
Да я и не хотел
что-то скрывать,
тварюга!
Зачем вы меня вообще
сюда притащили?! —
вскрикнул разбойник.

Удар в челюсть
не заставил
долго его ждать,
он получился хлёстким
и смачным.
Вырубив его,
сказал,
что перестарался,
и взял ведро
с протухшей водой,
облив его.
А тот очнулся,
немного мотая головой,
от многогранной палитры
острых ощущений.
Потрясая головой,
видимо,
тело уже не могло терпеть
такой мерзостной вони
и боли,
состояние было
отвратительным,
мягко говоря,
и он,не жалея,
выдавил из себя всё,
что было,
вместе с желчью
наружу.
Ну, хоть запахло бражкой…

— Ну ты и тварь, —
с отвращением заметил палач. —
Будешь рожей
своей всё собирать! —
взяв его за шкирку,
резко ударил по его голени,
наверное,
хотел поставить подножку,
но не получилось,
и макнул лицом
в его же суть.
— Такому дерьму
явно не место
на этом свете, —
громко и с выражением
сказал палач.
—иНе тебе об этом судить, —
выдыхая из себя
остатки сил,
уже падая в обморок
от истощения,
прохрипел разбойник
в грязный пол,
пытаясь
хоть как-то собрать
мозаику из произошедшего
у себя в голове…

Часть 4

Ворота открываются,
въезжает кортеж,
и карета останавливается.
— Будьте так добры,
скажите,
вы голодны,
госпожа?м—
в небольшом реверансе
встречает
очаровательную женщину
дворецкий,
которой
немного больше
сорока лет,
но она выглядит
великолепно.
Она отдаёт слуге
свои перчатки и шляпу,
оголяя свои чёрные,
шелковистые,
длинные волосы.

— Мирье…
Этот олух ничего не понимает,
он снова начал
скулить на меня
на собрании,
по типу:
«Послушайте меня все,
принц не может
сейчас самостоятельно
управлять нашим государством,
как бы мы все
этого не хотели,
но кандидатура на регентство
должна появиться
в ближайшее время,
и мы проведём голосование.
Леонас ещё не в том возрасте,
он только стал подростком,
на него могут покуситься
алчные казнокрады
или льстивые манипуляторы,
да в конце концов
мы все знаем,
кто может взяться
за его голову
в случае успеха», —
процитировала маркиза
в своей актёрской иронии
госпожа Гленуаль.
Промолчав,
но переведя
свои
нахмуренные глаза
в мою сторону...
— Представляешь, Мирье? —
немного выделив
свой выразительный взгляд,
с ухмылкой.
— Они не могут понять
эту игру
и всю свою вычурность,
но и я не могу
раскрыть всей своей тайны,
одному тебе
я могу открыться,
дорогой мой Мирье,
и пускай ты
не благородных кровей,
но в моих глазах
ты стоишь гораздо,
гораздо выше
этих чулочных лентяев,
что только и могут,
что заигрываться фразами.

Заходя в комнату
и присаживаясь у комода,
она смотрела на него
через большое зеркало,
обрамлённое
всяческими вырезами,
и сказала:
— Ты же знаешь,
если бы я не вела двойную игру,
мне не приходилось бы
выслушивать
от этих бездарей
постоянные надругательства
над моими нервами
и оскорбления в мой адрес,
переходят всякие границы,
но король мне ясно приказал:
быть бдительной,
никому не верить,
что, кстати,
я уже нарушила,
сделав тебе исключение,
мой дорогой,
надеюсь,
это не моя роковая ошибка.

Как я люблю
это вино
вкушать с рогаликом,
всегда вспоминаю молодость…—
мимолётно задумалась она,
стоя с ним
на лоджии
и обращая внимание
на окна в готическом стиле.
— Так вот,
продолжение того,
что я говорила:
«И всеми силами
делать вид,
что я сторонник этого
фанатичного ордена
с совершенно двинутым
на всю голову
главой».

— Миледи,
я понимаю,
что вы устали,
но всё же
убедительно прошу вас,
госпожа,
не говорите так громко,
ведь стены
тоже умеют слышать.
И уже обеденное время,
я приказал служанкам
накрывать на стол.
— Вот за что я тебя ценю,
мой дорогой,
среди этого
циничного мира
ты один мне
по-настоящему предан,
говоришь прямо
в глаза
и стараешься
меня защитить
и позаботиться,
для меня это очень важно.
Думаю, граф на моей стороне?
Ты же слышал сегодня,
как он остановил
этого идиота
маркиза,
да уж,
если бы не он,
мне бы пришлось
немного по-другому
вести себя,
надеюсь,
он понял меня,
что я не настроена
против него,
впрочем,
он в курсе
всех хитросплетений,
а если даже и нет,
то это надо обсудить
лично.
— Очень мудро,
моя госпожа,
лишние уши
только режут слух,—
поддержал дворецкий.
— Сейчас
я напишу ему письмо,
тебя же попрошу
лично
ему его передать
и, пожалуйста,
поторопись,
почему-то у меня
плохое предчувствие...

В свою очередь,
ответственный слуга
начал контролировать
подачу блюд
на стол,
когда они вышли
в главный зал.
Не сказать,
что этот зал
был большим,
но и не сказать,
что он был малым.
На столе стояли
свежие лепёшки
с намазанным
на них сыром,
запечённая рыба
и обжаренное филе
фазана,
с кувшином грушового
компота и белого вина,
ну и чеснок был,
конечно,не удивляйтесь, —
это очень полезно,
тем более
в те суровые времена.
С самим письмом,
я предполагаю,
она действовала по наитию.

— Приятного аппетита, госпожа, — поклонившись,
Мирье удалился,
захлопнув двери,
но приглядывая
через отверстие в картине,
вдруг
что-то произойдёт.
Надо быть
предусмотрительным.
Стояла
лишь служанка
у стены.

Часть 5

— Король Тэрос,
люди собрались у стен
и хотят видеть вас
в добром здравии.
Вокруг сеют смуту,
попирают ваш культ
личности,
который мы с вами
так кропотливо
выстраивали
после смерти
вашего отца,—
уверенно сказал Валанир.
— И да,
ещё немного,
и они начнут
уже не просить,
а требовать
принять меры,
ведь большинство
из этих смердов
хотят мирной жизни,
люди устали,
ваше величество.
—Но я ничего не могу поделать,
господин первый советник,
ведь есть прямая угроза моей жизни,
ведь в конце концов
вы
вместе с Астазиусом,
вторым советником,
сами меня убедили
в целях безопасности
претвориться
при смерти больным
и немощным.
— И правильно,
по дворцу
могут разгуливать
убийцы,
недавно пытались убить
вашего брата,
и у них могло всё получиться,
если бы не достоверная информация и двойник,
который,
пожертвовав
своей жизнью,
спас его жизнь,—
сказал Астазиус.
— Поймите,
ваше величество,
раздор между религией
и властью
в обществе,
где фанатиков
становится
всё больше,
неизбежно
приведёт
к ещё большему
резонансу,
что впоследствии
приведёт к массовому
кровопролитию,
но уже не в застенках
замков и дворцов,—
сказал второй советник
предупредительным тоном.
— Значит,
надо сделать так,
чтобы кровь
пролилась не наша,
вы меня
надеюсь поняли,
милорды!?
Отвечать будете головой.
— И вообще,
почему так происходит?—
вскипел король,
максимально
сдерживая эмоции.—
Кто в этом виноват,
скажите мне,оба,
как могло
дойти до этого?
А я вам отвечу:
откуда берутся
эти фанатики?
Они не приходят
из ниоткуда,
они рождаются
здесь,
в нашем городе,
под вашим руководством
на местах,
из-за вас
попросту
стало больше нищих,
которые
в свою очередь
обращаются за вопросами
к господу,
которого,
кстати говоря,
придумали
наши предки
ради укрепления
державы,
а не её раскола,
со всеми вытекающими,—
стукнул ладонью
по карте,
которая лежала
на столе.
— Мне нужен,
«Ваше сиятельство»,
всеобъемлющий
и достоверный
анализ того,
кто в этом виновен,
что привело к этому,
назвать конкретные лица
и доложить мне
в самое ближайшее время,
и не нужно говорить,
что этому причина
только отношения принца
и дочери главы
этого проклятого ордена.
И приведите мне уже
этого казначея,
заигравшегося в короля,
уж слишком усердно
он набивал свои карманы.
— Но ведь
так оно и есть,—
приклонно
проскрежетал Валанир.
— Значит, так!
Я жду от вас информацию
или ваши головы
окажутся на плахе.
Ты,
второй советник,
подойди на секунду.
А Валанир пусть идёт.
— Чем могу услужить,
ваше величество?—
сказал он.
— Пригляди
за первым советником,
и если что-то
покажется тебе странным,
немедленно
докладывай мне, —
предупредительным тоном
приказал король.
— А там,
глядишь,
и станешь первым,—
не дав ему
ни в чём усомниться.
— Слушаюсь, государь, —
сказал советник.
— А теперь иди, —
махнув рукой на дверь,
указав ему путь.

Присев
за массивный трон,
вырезанный
из слоновой кости
с резьбовой историей
достижений предков
прошлого,
он приклонил голову
к ладони
и приказал
позвать командира
стражи с докладом.

Часть 6

Недалеко от города
уже во всю светило солнце,
роса на траве
блестела,
а от палящего зноя
растворялась в воздухе.
— Слушай,
а как же наши отцы…
Они же узнают,
что мы общаемся,
а у них общение
так вообще
не складывается
уже довольно давно,
между ними
идёт война,
и разве мы можем
что-то поделать?
— Ну,
тебе легко говорить,
у тебя отец —
глава ордена,
всегда можно
обратиться к богу, —
приятно оглянулся на неё.
— Передёргиваешь? —
на ухо прошептала,
улыбнувшись.
Расставив руки
поперёк,
словно птица,
огибая колосья.
— А ну, иди сюда,
я тебя поцелую! —
догоняя,
прокричал принц.
—Ты всегда так делаешь,
когда хочешь… —
не успела договорить,
была повалена принцем
на траву.
Повернувшись к нему
и продолжая:
«…чтобы я от тебя отстала
с вопросами…»,
смотря на него
своими необъятными,
как ему казалось,
изумрудными глазами.
— Я люблю тебя,
глупенькая,
ты моя принцесса,—
прошептал он.
А она спихнула его
коленом,
резко поднялась
и побежала,
не оборачиваясь,
прокричав:
«Я тебе не верю!»

— Госпожа,
мы с вами
очень рискуем,
ведь мне отрубят голову,
если узнают,
что я пошёл у вас на поводу, —
умолял её
заканчивать посиделки
встревоженный
и приближённый
к ордену вельможа,
специально поставленный
к ней
для её охраны,
но она была
настолько мила
и обольстительна,
что он не смог
вечно упираться в её просьбах
встретиться с принцем,
с которым она до этого
раздора
уже была знакома
и увлечённо играли вместе,
но к этому времени
уже подросли.

— Я не хочу тебя отпускать, —
сказал принц,
которого
всем своим нутром
тянуло к ней.

— Вот эта роза для тебя
В своей душе
Я твой…— чувство неловкости.
— Продолжай, — её губы почти прижались к его.
— Безвольный странник
И прелесть твоя
Меня дурманит
Я не могу!
И не хочу искать!
Ведь ты есть у меня!
Пойми же это и услышь!
Прощай сегодня
Но не навсегда
Ведь ты любимая моя
И мысль без тебя
Меня бездушно ранит.

Как будто повторяла за ним
И под конец
Прикоснулась…
К его губам
Своими
Нежными
Устами.

И их украла
Тишина
Пьянящими
Словами.