Беневша - 14

                14 глава.
               
Ветер выл в щелях хлева. Мурад съежился на своем ложе из прелой
соломы, кутаясь в старую, рванную овчину. Тяжелый, кисло-сладкий
запах навоза, теплого дыхания коров и скисшего молока висел в
воздухе плотным одеялом. Из дома с резными ставнями на втором
этаже, доносился смех его сводных братьев, Гаруна и Аслана, и
глухой бас отчима. Там пахло хлебом и лепешками с различными
травами, а здесь выживанием.
 Умереть в сугробе? Или… терпеть? Мысль, как острая льдина,
пронзила сознание. Выбора не было. Зато был крошечный луч:
бабушка, в затерянном высоко в горах ауле. Совсем одна.
Голодная. Терпя этот хлев, холод и унижение, он мог отсылать
ей свой скудный паек – кусок черствого хлеба. Ради этого стоило
жить и терпеть тяготы и унижения.
 Его руки, потрескавшиеся от ледяной воды и навоза вечно ныли.
Целый день уходил на бесконечную тяжелую работу: выскрести тяжелые,
липкие пласты навоза вилами, вынести, засыпать свежей соломой,
притащить с речки ведра с водой, насыпать зерно, снова убрать…
И все - за краюху хлеба. Права подняться наверх, где жили хозяева,
у него не было. Его место было здесь, со скотиной. Мать… Он видел
ее краем глаза, когда она выходила во двор. Видел, как ее взгляд
скользил по нему, по его худой, в старой отцовской телогрейке
фигуре, и тут же отворачивался, будто отчего-то невыносимо стыдного.
Видел, как она сжимала кулаки, впиваясь ногтями в ладони.
Видел следы слез, быстро вытираемые рукавом. Она любила его,
своего Мурадика. Но бедность и страх перед деспотичным мужем сковали
ее по рукам и ногам. Заступись за него – выгонят обоих. И тогда
голодная смерть. Он понимал. И старался не смотреть на нее слишком
часто, чтобы не добавлять боли. Отчим был грозой. Грузный,
с маленькими кабаньими глазками, он редко удостаивал Мурада словом.
Взгляд – и тот был, как удар кнута.  Лучше было слиться с тенью,
стать невидимкой, чтобы не попадаться на глаза. А братья – Гарун и
Аслан были трусами. В селе их дразнили и били сверстники за подлость
и ябедничество. И всю свою злобу, всю униженность они вымещали на
Мураде, беззащитном и слабом.
 - Эй навозный жук! Почему воняешь? Проветри свое царство! – орал
Гарун, пинком опрокидывая только что наполненное ведро с водой.
 Ледяная волна обдала Мурада. Он молчал, стиснув зубы, и шел за
новой водой, чувствуя, как братья хохочут ему в спину. 
Аслан мог «случайно» споткнуться и толкнуть его лицом в свежий навоз…
 Мать в такие моменты исчезала внутри дома, делая вид, что моет
посуду или месит тесто. Ее молчание жгло Мурада сильнее насмешек.
Но он терпел. Все терпел.