Эх, Тонька, Антонина!

        Моя мама когда-то работала учительницей. Наверное, поэтому она умела так рассказывать, что не слушать её невозможно было. И мне, имея некоторую склонность писать, хотелось всё сохранить. Может, внуки когда-нибудь заинтересуются прошлым своих предков. Начну с одного печального и в то же время весёлого эпизода, услышанного от мамы.

        Шел четвёртый год войны. Муж матери был на фронте. Мама вынуждена была оставить свою любимую профессию учителя и пойти на завод. Там больше платили. Жила она в жактовском доме на два хозяина. В одной половине мама со своей семьёй, в другой половине проживала Антонина Андреевна с детьми и мужем. Антонина работала на заводе, в бухгалтерии, счетоводом. Завод выпускал запасные детали к военной технике. Это Антонина и посоветовала идти работать на завод моей матери. Шла война и на заводе работали, в основном, пенсионеры и женщины. Работали и подростки и, даже, инвалиды с небольшим увечьем, кто-то и с заболеванием, при котором не брали на фронт.

       С продовольственным обеспечением населения становилось всё хуже и хуже. Поэтому люди и стремились попасть на завод: там и карточки продовольственные выдавались регулярно, и какие-то пайки. В обеденное время рабочих кормили горячим супом, кашей. Но настал момент что и на заводе начали случаться перебои в подвозе продуктов. Пётр Иванович - зав. продуктовым складом завода стал возвращаться из гор.торга с урезанным объёмом хлеба, перловки и проч. И однажды, ворвавшись в контору, он заорал так, что из своего кабинета выскочил директор.

      - Всё! Больше не могу, хоть стреляйте... Не могу видеть глаза детей, рабочих, когда мне нечем их обрадовать.

      - Ах, ты не можешь!..- вскипела Антонина. - А что ты хотел? Чтобы тебя встречали с цветами? А знаешь ли ты, что мой сынишка в школе упал в голодный обморок. Он, видите ли, не может, - гневно проговорила она. - Товарищ директор Степан Карпович! Разрешите мне съездить, посмотреть на эту "шарашкину контору".
 
        Приехав в гор.торг, что на Петровской улице, Тоня зашла в низкое, неказистое здание. За прилавком стоял пожилой, усатый мужчина. Он деловито перебирал накладные,остервенело щёлкал костяшками на счётах.

      - А мне нужен Василий Васильевич, - проговорила Тоня. - Я от завода № Вот накладные.

      - Кто такая? И где ваш Пётр Иванович? Все какие-то нервные, слова не скажи... Мужчина взял накладные и махнул Тоне рукой, чтобы шла за рабочим. Продукты были отпущены. С ликующим сердцем женщина вернулась в контору. В другой раз Антонина ехала за продуктами без всяких опасений и вдруг, прямо с порога, Василий Васильевич прокричал:

      - Эй, Тонька, Антонина, что так рано припёрлась? Твоё время - три часа. Теперь сиди до посинения. Женщина села на подоконник, стала играть со шпингалетом: откроет, закроет...В комнате стоял сизый дым от накуренного. Мужики смачно матерились и рассказывали анекдоты, женщины обсуждала фасоны платьев. Но постепенно комната пустела. Получив продукты, разъезжались по организациям работники.

      - Тонька! Чего сидишь, не подходишь? Давай накладные. Тоня моментально подскочила к  стойке и передала накладные.

      - Этого нет. Это кончилось. Могу выдать только хлеб чёрный и то десять буханок,- чиркая карандашом в накладных, проговорил Василий Васильевич.

      - Как это нет? А я как покажусь рабочим? И чем, прикажешь, кормить их в обед? И так уж обеденное время прошло. У них такая тяжёлая работа! Нет уж, ты как хочешь, а мне выдай всё сполна. Так дело не пойдёт... Но Василий Васильевич повернулся и пошёл. Тоня ходила за ним, забегала вперёд. Христом Богом упрашивала выдать продукты. - Ну вот что! Сейчас еду в горисполком...- пригрозила она, не видя никакой реакции, ни сострадания.

      - И откуда ты накачалась на мою голову? Русского языка не понимаешь? Нет больше продуктов - не подвезли, ты хоть царю небесному жалуйся. Ступай себе, - и мужчина дал своему рабочему указание: убрать, унести, избавиться от назойливой бабёнки.

       Здоровый разнорабочий тут же, как мышонка, подхватил подмышки худенькую Тоню, вытолкал за дверь и запер её на большой крючок. Тоня же, плача и ругаясь, долбила в дверь поднятым осколком кирпича - всё напрасно. Тогда она обошла здание и остановилась как раз напротив того окна, на котором сидела, двигала шпингалетом. Через  оконные стёкла она увидела Василия Васильевича в другой, намного меньшей комнате. Он деловито задёргивал полотняные шторы на стеллажах. А там и хлеб в большом количестве, и мешки с крупами, и вёдра с яйцами, и ещё что-то... У Антонины аж дух захватило. Она решительно открыла окно и перелезла через подоконник.

     - Так говоришь, продуктов нет! Усач чёртов! А мы вот сейчас и посмотрим: как нет продуктов. Если сейчас не отпустишь мне всё, что положено - не обижайся... Василий Васильевич так и замер в оцепенении:

     - Помяни чёрта - он и явится! Кто допустил эту бабу? Ты её выталкиваешь в дверь, а она в окно лезет!

       Ну тут уже Тонька не смогла сдержаться. Она, как мегера, бросилась на оторопевшего Василия Васильевича. Больше всего пострадали усы, так любовно им ухоженные. Он отбивался от Тони и кричал:

     - Дура-баба! Неужели я в  военное время сам мог бы такое делать, это же распоряжение сверху. Эти продукты могут быть ещё кому-то гораздо нужнее. Но Тоня всё же привезла положенные продукты на завод.

        И в последствии с Антониной Сергеевной уже не связывались - отпускали сразу  всё по накладным. Рабочий, правда, не спешил  кидаться помогать, выжидал, когда она отрежет ему полбуханки. Василий Васильевич, побаиваясь гневной вспышки вздорной бабёнки - Антонины, уходил в дальний угол, прикрывая место, где росли пышные усы. Кончилась война. А мама и тётя Тоня частенько, сидя за чайком, смеясь, а когда и плача, вспоминали военные годы. И как не просто было выживать.