Ответка за 1066

(Немецкий солдат)
Свинцовый рассвет над Ла-Маншем повис,
И воздух пропитан тревогой и солью.
Я, Ганс, пулемётчик, смотрю сверху вниз,
На серую гладь, что грозит новой болью.
Вчера лейтенант, усмехаясь в усы,
Сказал: «Здесь спокойно, как в Божьем раю».
Но тикают нервно стальные часы,
И я в эту тишь, как в могилу, смотрю.

(Американский солдат)
Дрожит «Хиггинс-бот», бьёт о волны волна,
Меня, Джона Смита, бросает на пак.
В ушах - рёв мотора, молитва, война...
И страх ледяной пробирает до драк.
Сержант говорит: «Парни, помните цель!
За нами - свободного мира рассвет!»
А я вспоминаю родной колыбель
И мамин напутственный тихий совет.

(Немецкий солдат)
И вдруг горизонт закипел, задрожал,
Как будто из бездны восстали суда.
Железный, чудовищный, смертный оскал -
Такого не видел я здесь никогда!
Как в старых легендах, что пели века,
Когда Вильгельм плыл покорять Альбион...
Но флот этот больше, и цель так близка,
Идёт на нас новый морской легион!

(Американский солдат)
«Тридцать секунд!» - крик. И рампа - долой!
Стена из свинца, адский скрежет и вой!
Вода по колено, багровая вся,
И падает рядом со мной, не спрося,
Тот парень из Канзаса, рыжий Билл Прайс...
Вперёд! Только так! Это наш главный приз!
Как предки когда-то, в далёком году,
Мы землю чужую штурмуем в аду.

(Немецкий солдат)
«Огонь!» - и мой MG-42 зарычал,
Косая струя раскалённой струны.
Я видел, как кто-то упал и вскричал,
Как волны тащили на берег сыны
Чужой, незнакомой и далёкой страны.
Они всё идут, их смывает прибой,
Но новые лезут, лишённые сна.
Как будто сам дьявол ведёт их на бой!

(Американский солдат)
Укрылся за «еж», сердце бьётся в груди,
Песок забивается в мокрый затвор.
«Прорвёмся, ребята! Всё там, впереди!» -
Кричит лейтенант, заглушая мотор
Войны, что ревёт, не жалея ребят.
И я поднимаюсь, забыв обо всём,
Сквозь огненный, смертоносный каскад,
Мы эту Европу обратно вернём!

(Немецкий солдат)
Как странно... Девять веков пронеслось,
И вот вам обратка за Гастингса бой.
Тогда нормандцы... Теперь всё сошлось -
Их внуки вернулись забрать долг с лихвой.
Не Вильгельм, а Дуайт ведёт их сюда,
Не парусник - сталь, не копьё - автомат.
Но та же на берег несётся орда,
И так же отчаянно гибнет солдат.

(Американский солдат)
Мы на берегу! Пусть из сотен - лишь горсть,
Но мы зацепились за этот клочок!
Вонзилась в Европу стальная кость,
И сделан решающий, главный скачок.
Я вижу в дыму искажённые лица
Врагов, что засели в бетонных гробах.
История любит порой повториться
Оставив свой след на кровавых губах.

(Немецкий солдат)
Патроны к концу. Пулемёт раскалён,
И пот заливает глаза едкой солью.
Мой бункер - мой гроб, я почти обречён,
Пропитанный порохом, страхом и болью.
Второй номер ранен, хрипит у стены,
А радист всё кричит в пустоту: «Подкрепленье!..»
Мы брошены здесь, мы Рейху верны,
Но вера не дарит от смерти спасенья.

(Американский солдат)
Вон ДОТ! Залегли! «Джонни, тащи бангалор!»
Ползём, прижимаясь к песку, что есть мочи.
Взрывчатку под проволоку, в этот узор
Из стали, что рвёт наши жизни на клочья.
Секунды, как вечность. Рывок и подрыв!
И в сером бетоне - пролом, чёрный зев.
Вперёд, парни, в ярость, о страхе забыв!
В груди не людской, а звериный напев!

(Немецкий солдат)
Взрыв! Стены трясутся, и сыплется пыль.
Они уже здесь, у подножья холма.
Вся наша «Стена» - это сказка, ковыль,
Что вырвет с корнями стальная чума.
Я вижу их лица сквозь узкую щель -
Усталые, злые, в грязи и крови.
Для них я лишь цель, безымянная цель.
«Стреляй же, Ганс, чёрт тебя дери, живи!»

(Американский солдат)
Граната в амбразуру! Падай! Огонь!
Крик боли и грохот из каменной пасти.
Я врываюсь внутрь, сжимая ладонь
На прикладе «Гаранда», во власти
Животной, слепой, первобытной войны,
Где нет полутонов, а есть только «свой»
И «враг», что не должен дожить до весны.
И я нажимаю на спуск ледяной.

(Немецкий солдат)
Всё кончено. Дым. И в проёме фигура.
Глаза в глаза. Миг, что длиннее, чем жизнь.
Он молод, как я. И его арматура
Промокла, как моя. «Держись, Ганс, держись...»
Но тело не слушает. Боль, как кинжал,
Пронзает мне грудь. Я на землю сползаю.
Я свой Атлантический вал защищал...
А он свою правду. Теперь понимаю.

(Американский солдат)
Он смотрит на небо. Он что-то шептал.
Я выстрелил первым. Я выжил. Я прав?
Здесь, в этом бетонном аду, я устал
Читать умиравшим солдатам устав
Победы, что пахнет железом и кровью.
Я выпрямился, опершись о стену,
И крикнул своим, с ненавистью и любовью:
«Чисто! Вперёд! Пробиваем систему!»

(Немецкий солдат)
Я вижу не небо. Я вижу луга,
Где в детстве гонял я коров на рассвете.
Как мама пекла для меня пирога...
Зачем мы, мальчишки, играем в всё это?
Тот парень-американец исчез,
Лишь тенью мелькнув в коридоре бетонном.
А мой личный мир, мой баварский лес,
Сжимается в выдохе тихом и стоне.

(Американский солдат)
Мы лезем наверх, к гребню этого ада,
Сквозь траншеи, где смерть притаилась в тени.
Ещё один бункер, ещё одна гада
Заткнуть пулемётную пасть. Прокляни
Тот день, когда ты записался в морпехи!
Но поздно. Теперь ты - истории часть.
И наши винтовки - не ради потехи,
А чтобы над миром развеять напасть.

(Немецкий солдат)
Сознание меркнет. Но слух ещё жив.
Я слышу их крики на странном наречье.
Я слышу разрывы, и этот мотив
Войны бесконечной, бесчеловечной.

(Американский солдат)
Мы вышли наверх! И открылась земля,
Истерзана, в шрамах воронок и гари.
Французские сонные, мирные поля,
Что мы отбиваем в кровавом угаре.
Вдали, за холмами - дорога, мосты...
Наш путь вглубь Европы, к Берлину, к Рейхстагу.
И все мы здесь - винтики, просто болты
В машине, что вспять повернула бумагу.

(Голоса сливаются в один)
И падал на берег кровавый туман,
Скрывая и мёртвых, и тех, кто был жив.
И немецкий Ганс, и американец Джон
Лежали в одном историческом сне.
Один - защищая навязанный трон,
Другой - возвращая свободу стране.
Но оба - лишь щепки в великом огне,
Что жёг поколенья на страшной войне.