Медная невеста

(По мотивам "Венеры Илльской" Проспера Мериме)

Скульптор Олег Михайлович Северин получил заказ в самый неподходящий момент — за три дня до собственной свадьбы. Впрочем, для человека его профессии время всегда неподходящее: либо горит срок сдачи работы, либо музы молчат, либо гипс застывает быстрее, чем успеваешь придать ему форму.
— Понимаете, нам именно вас рекомендовали, — настойчиво повторял голос в трубке. — Дело деликатное. Статуя найдена на моем участке при рытье фундамента под новую оранжерею. Бронзовая, старинная. Нужна экспертиза, возможно, реставрация. Оплата достойная.
Северин вздохнул. Его невеста Лиза уже третий раз за день напоминала о репетиции в ресторане, о встрече с флористом, о примерке костюма. Но бронза XVIII века — это серьезно. Да и деньги лишними не будут после свадьбы.
— Хорошо, — сказал он. — Адрес диктуйте.
Усадьба Волынцевых стояла в семидесяти километрах от Москвы, за Истрой, в глуши, где сосновые леса переходили в березовые рощи, а дороги — из асфальтовых в грунтовые. Сам дом — старинный особняк с колоннами — явно помнил лучшие времена. Хозяин, седой мужчина лет пятидесяти с интеллигентным лицом и усталым взглядом, встретил Северина у крыльца.
— Анатолий Петрович Волынцев, — представился он. — Спасибо, что приехали так быстро. Вы извините, у нас тут… атмосфера немного напряженная. Сын женится послезавтра, все в суете, а тут еще эта находка.
Он повел Северина через заросший сад к дальнему углу участка, где среди вырытой земли и строительного мусора возвышался брезент, прикрывающий что-то массивное.
— Нашли три недели назад, — пояснил Волынцев, стягивая покрывало. — Рабочие при рытье котлована наткнулись. Один даже руку сломал — лебедка сорвалась. Я сначала хотел просто в музей сдать, но жена настаивает, чтобы опять закопать. Говорит, плохая примета. Да и работники отказываются рядом трудиться — суеверные все.
Северин замер.
Перед ним стояла женская фигура почти в человеческий рост, бронзовая, покрытая зелено-голубой патиной времени. Статуя изображала молодую женщину в античном хитоне, открывающем одно плечо. Правая рука была поднята, словно указывая на что-то невидимое, левая придерживала складки одежды. Лицо… лицо было необычайным.
Северин видел сотни античных статуй в музеях мира, но такого выражения не встречал никогда. В чертах этой бронзовой красавицы читалось что-то хищное, насмешливое, почти жестокое. Губы были чуть приподняты в полуулыбке, и эта улыбка не обещала ничего доброго. Глаза — а они были инкрустированы каким-то светлым камнем, вероятно, мрамором — смотрели в упор, холодно и пронзительно.
— Удивительная работа, — пробормотал скульптор, обходя статую. — Конец XVIII века, возможно, начало XIX. Стиль позднего классицизма, но с элементами… странными. Кто автор, неизвестно?
— Никаких надписей мы не нашли. Только вот это.
Волынцев указал на тонкую цепочку, обвивающую запястье статуи — явно более позднюю, чем сама скульптура. Северин осторожно потянул за нее, и цепочка легко соскользнула с бронзовой руки. К ней был прикреплен медальон с гравировкой: "Моей единственной. П."
— Странно, — пробормотал Северин. — Обычно такие вещи не оставляют на статуях. Это явно чей-то дар.
— Может, предыдущие владельцы усадьбы? — предположил Волынцев. — Здесь в XIX веке жили Прозоровы, богатая семья. Потом после революции все разграбили, имение национализировали. Я документы изучал — последний владелец, Павел Прозоров, таинственно исчез в 1918 году. Говорили, то ли убили, то ли сбежал за границу.
В этот момент из дома донесся женский голос:
— Папа! Олег приехал за примеркой!
— Это мой сын Дмитрий и его невеста Марина, — пояснил Волынцев. — Они завтра репетицию проводят.
К ним приближалась пара: крепкий парень лет двадцати восьми в спортивной куртке и хрупкая темноволосая девушка. Дмитрий шел уверенно, но при виде статуи замедлил шаг.
— А, эту штуку еще не убрали? — буркнул он. — Мрачная какая.
Марина тоже остановилась, и Северин заметил, как она побледнела, глядя на бронзовое лицо.
— Я пойду в дом, — тихо сказала она. — Мне… мне нехорошо.
— У невесты нервы перед свадьбой, — вздохнул Волынцев, когда она ушла. — Да и понять можно. Дима, покажи Олегу Михайловичу свою коллекцию медалей, пока я чай приготовлю.
Дмитрий был чемпионом области по боксу, и это чувствовалось в каждом его движении. Он провел Северина в свою комнату на втором этаже, где на полках красовались кубки и медали.
— Вы женитесь в эту субботу? — спросил Северин из вежливости.
— Да. Все уже готово. Только эта чертова статуя настроение портит. Марина вообще впечатлительная, говорит, ей снится эта бронзовая баба. И работники наши распускают слухи всякие. Один, который руку сломал, теперь всем рассказывает, что статуя сама на него упала, хотя просто крепления не выдержали.
— У вас красивое кольцо, — заметил Северин, глядя на массивный перстень на пальце Дмитрия.
— Фамильное. Прадедушка носил. Мама хотела, чтобы я Марине его подарил, но я ей современное купил, с бриллиантом. А это сам ношу — для удачи.
Вернувшись вниз, Северин провел на участке еще час, осматривая статую при свете фонарей — вечерело быстро. Чем дольше он смотрел на эту бронзовую женщину, тем сильнее нарастало странное чувство тревоги. Казалось, статуя смотрит на него, следит за каждым движением. Разум его насмехался над этими мыслями, но глубокое инстинктивное чутье шептало: уезжай отсюда, немедленно.
— Я составлю заключение, — сказал он Волынцеву. — Статуя действительно старинная и представляет историческую ценность. Рекомендую передать ее в областной музей. Или, если хотите оставить, можно установить в парке, на подходящем постаменте. Но сначала нужна профессиональная очистка.
— Спасибо, — кивнул хозяин. — Только, может быть, подождем до понедельника? Не хочется, чтобы свадьбу что-то омрачало. После торжества решим.
Уезжая, Северин обернулся. В сгущающихся сумерках статуя казалась живой. Бледный мраморный взгляд следил за машиной, пока та не скрылась за поворотом.

Свадьба Димы и Марины должна была состояться в субботу в небольшом ресторане на берегу пруда. В пятницу вечером Северин получил сообщение от Лизы: "Завтра встречаемся сразу в ресторане, я еще у мамы, не успею забежать домой. Люблю тебя!"
Он улыбнулся, отложил телефон и попытался сосредоточиться на эскизах новой работы, но мысли постоянно возвращались к той статуе. Что-то в ней было неправильное, тревожное. Он даже начал делать наброски по памяти — те холодные глаза, эта насмешливая полуулыбка…
Телефон зазвонил около полуночи. Северин едва не уронил его, вздрогнув от резкого звука.
— Алло?
— Олег Михайлович? — голос был незнакомый, мужской, напряженный. — Это Анатолий Петрович Волынцев. Извините за поздний звонок, но… произошло несчастье. Дмитрий… мой сын… он умер.
Северин онемел.
— Что? Как?
— Не знаю, — голос Волынцева дрожал. — Вечером он пошел в сад. Сказал, что хочет подышать воздухом перед завтрашним днем. Марина осталась в доме. Потом она услышала странный звук, пошла посмотреть… и нашла его там, у той статуи. Мертвым. На лице ужас, руки сжаты… врачи говорят, острая сердечная недостаточность, но ему же всего двадцать восемь! Он был абсолютно здоров, спортсмен!
— Я приеду, — сказал Северин, не понимая, зачем говорит это, но чувствуя, что должен.
Он примчался к усадьбе под утро. Дом был полон людей — врачи, полиция, какие-то родственники. Анатолий Петрович сидел в кресле, постаревший на десять лет за одну ночь. Его жена, полная женщина с красными от слез глазами, причитала в соседней комнате. Марину увезли — у нее случился нервный шок.
— Покажите мне место, — попросил Северин.
Они вышли в сад. Над местом, где стояла статуя, уже занимался рассвет. Бронзовая фигура казалась почти черной в предутреннем свете. На земле еще были видны следы — чьи-то ноги, протащенные по влажной земле. И еще кое-что: на правой руке статуи, на безымянном пальце, блестело кольцо. То самое фамильное кольцо Дмитрия.
— Он, видимо, надел его на статую, — хрипло сказал Волынцев. — Не знаю зачем. Шутка какая-то была… Я не могу его снять. Кольцо будто вросло в металл. Словно палец… согнулся.
Северин осторожно дотронулся до руки статуи. Бронза была холодной, ледяной. И действительно — палец, который вчера был прямым, сейчас был слегка согнут, сжимая кольцо.
— Это невозможно, — прошептал он. — Бронза не может…
Но он не договорил. Потому что в этот момент понял: статуя смотрела на него. Не просто — белые мраморные глаза были устремлены в пространство. Нет, она смотрела именно на него, Северина. Смотрела и улыбалась той своей холодной, торжествующей улыбкой.
Все последующие дни прошли как в тумане. Полиция провела формальное расследование — констатировали смерть от остановки сердца. Никаких следов насилия, никаких улик. Врачи разводили руками — да, молодой, здоровый мужчина, но такое иногда случается. Возможно, невыявленный порок сердца, стресс перед свадьбой, усталость…
Северин не мог им ничего сказать. Как можно объяснить, что виновата статуя? Что он видел это торжествующее выражение на бронзовом лице? Что кольцо невозможно снять, потому что металлический палец согнулся, сжался, держит его?
Марина уехала к родителям. Волынцевы закрыли усадьбу. Через неделю Анатолий Петрович позвонил Северину:
— Я решил. Статую переплавят. Местный колокольный завод возьмется. Пусть из нее отольют колокол для церкви в деревне. Хоть какая-то польза будет от этого проклятия.
— Это… это правильное решение, — ответил Северин, чувствуя странное облегчение.
Собственная свадьба Северина прошла тихо, почти незаметно. Лиза решила отложить большой праздник — слишком мрачные события произошли. Они расписались, в ЗАГСе присутствовали только свидетели.
Прошло полгода. Северин пытался забыть и почти забыл об усадьбе Волынцевых и той жуткой находке. Почти. Потому что иногда, по ночам, ему снился бронзовый взгляд, холодный и насмешливый. И эта улыбка, обещающая…
Однажды утром, возвращаясь из мастерской, он проезжал мимо старой церкви Покрова на окраине города. И услышал колокольный звон. Новый колокол освящали. Северин остановил машину, словно загипнотизированный, вышел, подошел к церковной ограде.
Колокол висел в звоннице, большой, темный, покрытый узорами. И на его боку, среди литых орнаментов, Северин различил очертания лица. Женского лица, с той же самой холодной улыбкой, с теми же пустыми глазами.
Звон разливался над городом — низкий, вибрирующий, странно тревожный. И Северину вдруг показалось, что в этом звоне слышится смех. Тихий, торжествующий, древний смех бронзовой богини, которую не победить ни расплавлением, ни переделкой.
Она всегда рядом. Она всегда ждет. И те, кто осмелится к ней прикоснуться, отметить ее своим знаком, станут ей принадлежать.
Навсегда.
Северин развернулся и пошел к машине. Руки дрожали. А за спиной колокол продолжал звонить, и в его голосе звучало бронзовое, нечеловеческое торжество.