Исповедь чугунного Фонаря

Я — столб чугунный, страж ночных аллей.
Мой век отмерен сменою сезонов.
Я видел тысячи чужих ролей,
И слышал миллион пустых резонов.
Я безучастен. Свет мой — лишь закон,
Что разгоняет мрак по воле рока.
Я — механизм, холодный фараон
Над царствием асфальта и порока.

Но в этот вечер что-то в тишине
Нарушило привычный ход событий.
Две тени робко замерли при мне,
Сплетаясь в паутине тонких нитей.
Она — как первый, несгибаемый росток,
Пробивший лёд отчаянной надежды.
Он — как бурлящий, яростный поток,
Сменивший бег от тёплой куртки, от одежды.

Их шёпот был наивен и несмел,
Как будто мир рождался в эту фразу.
Я, старый столб, что вечно здесь гудел,
Впервые свет свой убавлял по их приказу.
Негласному. Тому, что был в глазах,
В движении ресниц, в изгибе стана.
Я видел страх, но это был не страх,
А лишь преддверие большого океана.

Они касались рук, как будто ток
Прошёл по ним, невидимый и властный.
И каждый выдох, каждый их кивок
Был клятвой — бескорыстной и прекрасной.
Я освещал их лица в полумгле,
Запомнить, силясь чистоту мгновенья,
Когда два сердца на одной земле
Нашли друг в друге точку притяженья.

Они уйдут. Растают, словно дым.
Пройдут года, их смоет дождевая
Вода забвенья. Станет он седым,
Она — морщинками свой путь скрывая.
Возможно, позабудут этот час,
И мой фонарный, молчаливый купол.
И кто-то новый встанет здесь сейчас,
Чтоб этот миг божественный искупил он.

Но я-то помню. Я — хранитель их огня.
И в этом суть всей механики железной:
Не просто гнать ночную мошкару,
А быть свидетелем над временною бездной.

И пусть я — вещь. Без сердца, без души.
И если свет мой хоть на миг позволял
Им вечность отыскать в ночной тиши —
То я не зря тут на этом месте простоял.