но я брр-р

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Где, когда вернёшься, спросят – кто таков?
Что ответишь ты, лирический герой,

из романа, из рассказа, из письма
чудом выпавший засушенный цветок?
Твой язык – хитросплетённая тесьма –
непонятен будет, чужд и одинок.

Будешь улочками давними бродить,
будешь бредить прошлым, прожиты́м, пока
эфемерную лирическую нить
не порвёт стальной реальности рука.

Ну, и ладно.
Ну, и будет.
На вокзал…
. . . . . . . . . . .
(Андрей Земсков "А у города глаза невелики…")



Но я – брр-р! –
вовсе не хочу туманов! 
Ни чавканья по жиже... ни дождей,
сеющих стенанья, как смутьяны,
у ку́рий всех напыщенных вождей.
Ноябрь — флегматик…
Он берёт бразды,
вручённые гусаром-октябрём,
и тянет в небе мокрые следы,
себя отождествляя с кораблём —
иллюзией Голландца из легенд.
Плывёт...
спустив седые паруса
промозглостью вступительных календ,
притискивая к тучам древеса́…
И всё бы ничего, — переживём!
Но он как будто злое ворожит, –
стращает нас взрывным календарём,
он не буддист, не курд, не кришнаит.
Ноябрь — застрельщик стужи и пурги,
что кровь парализуют в бланманже́,
в которых не увидишь даже зги,
да и любви не сыщется уже…
Колдуй, алхимик, смешивай дожди,
заклятием забвение дари,
но только поклонения не жди,
шатайся от двери и до двери…
Твой ледяной, опустошённый взгляд
пугает даже крошечных детей,
а ведь они привыкшие гулять
в любую стынь — до свербежа́ ступней.
Но я.… брр-р... ледку́ не верю! Отвали.
Мы — ма́льва разнотравья и цветов, –
нам по́ боку
Голландцы-корабли,
нам по нутру бессмертная любовь!






* мальва — детвора, ребятня


Post scriptum:
Андрей Земсков "Письмо в осень"

До начала разлук оставалось немного,
и свеча-светлячок в изголовье горела.
Поутру уводила нас в осень дорога,
и трава во дворе незаметно желтела.

Я всё песню искал, словно ключик на связке,
только струны пока бормотали невнятно.
Ты взглянула тогда, словно птица из сказки,
ничего не сказав, – но всё стало понятно.

До начала зимы неурочное время
развлекало в пути нас дождливой программой.
Рассыпалась листва, засыпали деревья,
мы брели наугад над застывшею Камой.

Птичий клин ледяным выбивается клином.
Неслучайности встреч мы поверили сразу.
А когда мой вагон это время покинул,
ты из этого времени вышла на трассу.

Нету логики здесь.
Путь у каждого торный,
и за каждым — свои, за которых в ответе.
Но когда мы уйдём без плаща и без торбы,
кто замолвит за нас?
Только пламя и ветер.

(июнь 2010 года)