Зеркало

В глубине старинного особняка, в комнате, затянутой бархатной тьмой, висело зеркало. Не простое — оно словно впитало в себя тысячелетие сумрачных тайн. Его рама, увитая почерневшей от времени позолотой, напоминала сплетение древних корней, а поверхность… поверхность жила.

Она переливалась, как масло на воде, мерцала призрачными отблесками, будто в глубине плескалось жидкое серебро. Каждое утро зеркало пробуждалось — не от солнечного света (сюда он не добирался), а от шёпота теней. Оно видело тысячи лиц: аристократов с холодными глазами, очаровательных незнакомок, странников с измученными лицами. Их отражения на миг вспыхивали в его глубине и гасли, словно свечи на ветру.

Но среди этого бесконечного хоровода масок зеркало хранило одно-единственное лицо — словно затаившийся в глубинах драгоценный камень. Оно помнило всё: как мягкий свет падал на волнистые пряди волос, превращая их в расплавленное золото; как в уголках глаз прятались искорки смеха, будто рассыпанные звёзды; как губы, едва тронутые улыбкой, обещали целый мир безмолвных откровений.

Иногда, когда тишина становилась осязаемой, зеркало начинало дышать. Его поверхность колыхалась, как водная гладь под лёгким ветром, и в этих волнах проступали очертания желанного лица. Оно возникало на миг — и тут же растворялось, оставляя лишь горькое послевкусие несбывшегося.

Зеркало ждало. Оно ждало так, как ждут последнего вздоха, последней искры перед вечной тьмой. Оно ловило каждый отблеск, каждую тень, каждую вибрацию воздуха, надеясь, что вот-вот оно появится. Не мимолётно, не как призрак, а по-настоящему — чтобы остаться навсегда.

И когда в очередной раз в его глубине мелькнул знакомый силуэт, зеркало замерло. Оно не спешило отражать — оно впитывало, словно пытаясь навсегда запечатлеть в своей серебряной душе этот драгоценный образ. Потому что даже если весь мир превратится в прах, даже если последние огни погаснут, в этой комнате будет жить одно отражение — любимое, единственное, настоящее.