Мел в дыму

Оседает дым тяжелый,
Он нисходит на асфальт.
Мимо прут мужья и жены;
Лица - мутный изомальт.
Я смотрю на них с тоскою,
Не могу я не смотреть.
Но презрения не скрою
К их стремлению во смерть.
Не могу не наглядеться,
Как бредут они толпой,
Чтоб по их словам раздеться,
С пулей выйти на покой,
Чтоб не чувствовать, как жгуче
В сердце совесть голосит.
Самому себя не смучить?
Все грехи другой простит.

Вы, глупцы, мужья и жены.
Вас никто простить не смел.
Вам одно лицо - иконы
Или вычерневший мел.
И как будто в равной мере
Вам противны жизнь и смерть.
Никому никто не верен,
Буду я лишь вслед смотреть.
Вы глупцы, мужья и жены.
Вас никто простить не смел.
Вам одно лицо - иконы
Или вычерневший мел.

Оседает дым тяжелый,
Он струится по мостам.
Мимо прут мужья и жены
Через город к блокпостам.
Им мечтается, что выбор
Есть свобода тел в цепях.
Смысл всех голов у гидр
В их беспечных палачах.
В этом мире несвободен,
Даже самый черный дым.
Быть святым сейчас не в моде,
Так зачем же быть святым?
Даже святость как понятье
Запятнал грешной мазут.
Так зачем же на распятье
Толпы прут, и прут, и прут?

Вы, глупцы, мужья и жены.
Вас никто простить не смел.
Вам одно лицо - иконы
Или вычерневший мел.
И как будто в равной мере
Вам противны жизнь и смерть.
Никому никто не верен,
Буду я лишь вслед смотреть.
Вы глупцы, мужья и жены.
Вас никто простить не смел.
Ваши лица не иконы
И не вычерневший мел.

Предо мной лежит мужчина
Сплошь седые волоса,
Рядом внучка - чертовщина! -
А вокруг них голоса.
Немо очередь застыла,
Увидав ее лицо.
Прежде мир их нерушимый
Скверно вдруг запах гнильцой.
Разбежались в страхе в жены,
И мужчины встали в ряд;
Горько-терпкий привкус жженый
На губах и острый взгляд.
Каждый думал, что свободен,
Все они мечтали жить…
Мелом их в дыму обводят,
По приказу быть-не-быть.

Вы глупцы, мужья и жены,
Вас никто простить не смел.
Для кого-то вы иконы
Или вычерневший мел.
Вам теперь всем безразлично -
Жизнь ли, смерть ли - все равно.
Были пойманы с поличным -
Расплатитесь головой.
Вы глупцы, мужья и жены,
Вас никто простить не смел.
На губах их привкус жженый
Сотен ваших чистых тел.