Земля опять стянула свои раны
Воронки поросли ольхою и травой,
Мой Кенигсберг не мёртв, он тяжко ранен,
Но облик города пока ещё живой.
И если приглядеться всей душой,
Поймете вы, что город не ушел.
Что он раздавлен, но не обезличен,
И можно разглядеть его обличье.
По вечерам, шныряют трубочисты
По улицам. Высматривая жар,
Брандмейстеры летят в карете чистой,
На призрачный, невидимый пожар,
Кормилицы с младенцами гуляют,
И в парк Луизы парочки сбегают,
И замок Королевский невредим,
И город королей лежит пред ним..
Какие здесь базары, сходы, рынки,
Как молоко потеет в красной крынке,
А рыба пахнет морем и травой…
Мой Кенигсберг не умер, он живой!..
Он только спит, под этим ясным небом,
Торговки угощают тёплым хлебом,
Раскланиваются соседи,
На озере, прекрасный белый лебедь
Свой совершает утренний обход,
О, как же горделиво он плывет!..
Река послушно Кнайпхоф огибает,
Глядите, тянется собор в небесный край,
И на каштанах свечи отцветают,
И солнце жжёт глаза, и душен май.
Из синагоги слышится молитва,
Во всех церквях звонят в колокола,
Дорога на Альтштадт опять закрыта,
Поскольку ждут сегодня короля.
Haus mit Wasserspeier
В знойной дымке тает,
И семь мостов нетронуты стоят,
И каждый день свои часы сверяет
С часами Домского, старик,
Философ Кант.
Свидетельство о публикации №125110305090