Сказание о Вавиле

В славный город Ярославль
Прилетал весной журавль
После Пасхи завсегда;
Никогда не вил гнезда.
В городу жил без утайки
Да детишкам баял байки
Про седую старину;
Расскажу и я одну:

Дальше Рыбной Слободы
Полной не было воды.
Тут зерно перегружали
И челнами да гужами
Вплавь да\ и посуху везли
Во все стороны земли.

Жили некогда, когда-то,
Говорят, четыре брата
Дружно в Рыбной Слободе;
Младший – вечно при дуде,
Двое средних – хлебопёки.
Старший – мельник толстобокий.
Б;льших братьев имена
Смыла волжская волна;
Только имя сохранила
Брата меньшего — Вавила.

Как владели полубаркой,
Занимались перевалкой
Снизу шедшего зерна
На фураж и семена.

Где Черёмуха впадала
В Волгу – всякое бывало.
Лет тому уже с пятьсот
Рос тальник там да осот.
Грят, медведица гуляла
Да избушечка стояла
Об окошечке одном,
Но в наличнике резном.

Жил там знахарь одинокий;
Кто с горбом, кто кривобокий,
Кто с водянкой, кто в трясце –
Вечно ждали на крыльце.

Как-то раз на перевалке
Куль упал с дубовой балки.
Порвалось в цепи звено; 
С ваги рухнуло зерно.
Чёлн ольховый потопило
И старш;го зацепило;
Снёс Вавила на горбу
Брата к знахарю в избу.

Лишь пощупал знахарь брата,
Говорит: «Беды порато!
Б;льших не было вам бед…
Перемолот весь хребет.

Жить-то брат не перестанет,
Токмо на ноги не встанет.
Да чего тут толковать? –
Будет лёжнем доживать».
 
«Верно смерть моя невдолге! 
Отнеси меня ты к Волге,
Положи в пустой челнок,
Забери мой зипунок; -
Просит старший у Вавилы,-
Серафимы шестикрылы,
Как задует листобой,
Заберут меня с собой.
Жил я мельницей да рожью,
А теперь на волю Божью
По неласковой волне
Уплыву я на челне».

Братья средние кивают,
Прежде срока отпевают: 
«Коли вправду нету ног,
Отнесём его в челнок». 

«Нет уж – младший возражает, -
Рожь и та вон дорожает,
А дороже, чем старшой,
Кто найдётся за душой? 
Подскажи-ка, знахарь древний,
Может есть в какой деревне
Лекарь, али в городу,
Чтобы брат был на ходу?»

«Много лет уж миновало…
Знахарица гостевала
Из деревни за Двиной;
Жаль, не стала мне женой…
Вот уж травница от Бога;
Хоть долга туда дорога,
Да никто тебе другой
Не поможет, дорогой».
 
В плоскодонном челноке
По Черёмухе реке,
Сторонясь дурного глазу,
И отплыл Вавила сразу
По неласковой волне
С битым братом на корме.

Подгоняемый бедою,
Грёб он волжскою водою;
Как настала темнота,
Чёлн зачалил у куста.
Только солнце залучилось,
Непонятное случилось:
Вновь Черёмуха река
За кормою челнока.
Водяной его ли водит,
Бес лесной ли хороводит –
Всё никак не угрести;
Нету путникам пути.

Снова день гребёт Вавила,
Ночь глухая подступила;
Как настала темнота,
Чёлн зачалил у куста.
С солнца первыми лучами
Серебрится пред очами
Вновь Черёмуха река
За кормою челнока.
Вышел на берег он топкий;
Камыши, кабаньи тропки,
Да Черёмуха река;
Лес густой и облака.

Стал молиться он усердно:
«Сжалься, Боже милосердный!
Велики мои грехи –
Не уплыть мне из реки.
За себя просить не стану,
На Суде, как есть, предстану;
Ради братней ребятни
Наважденье отстрани».

По молитве христьянина
Подхватила чёлн стремнина,
Без Вавилова весла
Завертела, понесла.
День прошёл. А ночью лунной
Видит берег он валунный,
Дом с окошечком одним,
Птицу белую над ним.
Свечка теплится в окошке,
На крылечке на рогожке
Кошка белая сидит,
На Вавилу, знай, глядит.

Заскрипела половица;
Дверь открыла знахарица.
Приняла ночных гостей,
Накормила без затей.
Засветила Богу свечку,
Уложила спать на печку,
За гостями прибралась
И на лавке улеглась.

Только утро наступило,
Враз с лежанки слез Вавила,
Говорит: «Господь помог! -
Жив старшой, да нету ног.
Помози ему травою,
Аль настойкой корневою,
Али чем-нибудь ещё»,-
Молит бабку горячо.

Говорит в ответ старуха:
«Зацвела трава-горюха,
Есть в саду она моём:
Только пьют её вдвоём.
Хоть от хворости избавит, 
Да тебе – годков прибавит: 
Утром в ступке разомнём –
Поседеешь тем же днём».

Отвечает он старухе:
«Завари травы-горюхи, 
Я ей молодость свою
За старшого отдаю».

Ранним вечером – на пару
Братья выпили отвару;
Молча младший посидел,
Тем же часом поседел.
Больше бабка не врачует.
Старший ноги снова чует;
И на утро в челноке
Братья плыли по реке.

Как за белою водою
Звон над Рыбной Слободою
Услыхали на Покров –
Налягали, будь здоров!
Хоть вперёд и поспешили,
Да в черёд пойти решили
Ко избушечке одной,
Где наличник был резной.

Видят: пусто на крылечке.
Знахарь охает на печке.
Говорит: «Тебя и жду.
Нынче к Господу иду.
По плечу тебе, Вавила,
Моя знахарская сила;
Выпил ты горюн-траву,
Поживи, где я живу.
Коль с седой ты головою,
Сам поймёшь, какой травою
Хворь какую исцелять,
От недугов избавлять».

Там и жил с тех пор Вавила;
Хворь людей к нему водила;
Раз мальчишку принесли:
«Бога ради исцели!»
Из последних из силёнок
Улыбнулся пострелёнок,
Говорит: «Не чую ног.
День сидел, а слезть не мог.
Вот залазил на осину,
А упал, и пнём об спину;
Да чего уж толковать,
Буду лёжнем доживать».

Тут и вспомнилась старуха
И трава её горюха;
Взял Вавила два пучка
Из резного сундучка.
Поразмял пучки в мешочке,
Заварил траву в горшочке,
Говорит: «Испей, сынок,
Будешь снова легконог».
Отхлебнул и сам из плошки:
«Вот и все мои дорожки,-
Говорит,- пришла пора
И сойти мне со двора».
Покачнулся от устатку,
Лёг на лавку под лампадку,
Поглядел на образа
И закрыл навек глаза.

Говорят, что на Успенье
Слышно ангельское пенье
Над избушкой старой, где
Жил он в Рыбной Слободе.
Покосилась развалюха;
Бают, есть трава-горюха; 
Да кака она – трава,
Не дошла до нас молва.
 
 



 
 





 


 

 


.