История, которую я помню

Он был из тех, кто презирал закон,
Чья жизнь – тюрьма и лезвие ножа.
Но грянул бой, и был отправлен он
В штрафбат, последним шансом дорожа.
Изгой, с дворянской кровью в глубине,
Забывший герб, отринувший свой род,
Он шёл на смерть в пылающей стране,
Где плавился в горниле весь народ.

Она – учитель, только что из вуза,
Вчерашний смех и Пушкин на устах.
Теперь чинит гранаты, стружкой плача,
И прячет боль в заплаканных глазах.
Быть может, в руки он, под тяжким грузом,
Возьмёт одну, чтоб выполнить задачу,
Ту самую, что девичьей слезой
Омыта в цехе, в копоти незрячей.

В окопах гром разрывов, как в аду,
Земля дрожит и небо рвёт на части.
Он видит смерть и чует ту беду,
Что мчится к ним из ненасытной пасти.
Он, «медвежатник», вскрывший сто замков,
Теперь вскрывает вражескую ДЗОТ.
И в пальцах, помнящих изгиб оков,
Холодный шар гранаты смерть несёт.

А на заводе, в копоти и дыме,
Она, забыв про мел и про тетрадь,
Сжимает сталь руками ледяными,
Чтоб было чем солдатам воевать.
И шепчет, как молитву, в полумраке,
Чтоб каждый смертоносный этот плод
Достигнул цели в праведной атаке
И сохранил хоть чей-то хрупкий вздох.

Так шли они, не зная друг о друге,
Сквозь вой сирен и грохот канонад.
Он – выживал в кровавой мясорубке,
Она – ковала жизнь ему в наряд.
Две нити, что судьба сплела незримо,
Два сердца, что стучали вразнобой,
Один – в окопе, яростно, строптиво,
Другая – в тыле, за его спиной.

Война прошла. Но мир не стал наградой.
Его удел – сибирская тайга.
Лесоповал, бараки, вой отряда,
И на душе – глухая мерзлота.
Он думал, жизнь его – пустая чаша,
Что воровской закон – его венец.
Но в край суровый, где метель лишь пляшет,
Приехал вдруг его судьбы гонец.

Она пришла. Библиотекарь кроткий.
В глазах – вся мудрость пережитых лет.
И посмотрела так, что грубые все нотки
С его лица сошли, растаяв в свет.
Он, кто не верил в клятвы и обеты,
Кто знал лишь сталь, да сумрачный закон,
Вдруг понял: все дороги и ответы
Вели его к одной – к ней, на поклон.

И он, суровый, преступивший грани,
Сломал запрет, что нёс в своей груди.
Их дом возник на ледяной поляне,
И детский смех звучал им впереди.
Три жизни – как три ветви, три побега,
От двух корней, что выстоять смогли.
Любовь взошла из пламени и снега,
На самом горьком краешке земли.

Посвящается моим бабушке и дедушке, которых я увы, знала лишь из рассказов.