Monument памятник

Я был счастливым мальчиком, проводя большую часть времени с тремя близкими друзьями в большом дворе Военно-медицинской академии (ВМА), отгороженном от внешнего мира и охраняемом солдатами, так что мы могли играть там без особого родительского контроля. Этот двор примыкал к старому, красивому огороженному парку, где прекрасный памятник шотландскому баронету Джеймсу Уайли был скрыт от глаз советских граждан, которым не следовало знать о личном враче (лейб-медике) трёх русских царей подряд (Павла I, Александра I и Николая II). Однако Уайли также был президентом Российской императорской медико-хирургической академии (с 1808 года) и считался одним из организаторов военной медицины в России, а также, наряду с Николаем Пироговым, «отцом медицины на поле боя». Его памятник был спроектирован архитектором Андреем Штакеншнейдером в 1859 году. Среди других его работ – участие в строительстве знаменитого Исаакиевского собора, проектирование Мариинского дворца и дворцов Белосельских-Белозерских. Скульптура стояла перед Академией до начала кампании против западного влияния и космополитизма в 1948 году. Затем её сняли и установили заново в нашем прекрасном парке, в окружении старых тополей и дубов, за клиниками, основанными на личные средства Уайли. Мы с удовольствием рассматривали эту скульптуру и играли вокруг неё. Меня особенно впечатлили её замысловатые барельефы, изображающие сцены оказания медицинской помощи раненым доктором Уайли и его сотрудниками во время Наполеоновской войны. Год за годом я заворожённо смотрел на эти барельефы, испытывая какие-то необъяснимые, таинственные чувства. Лишь недавно, после сопоставления воспоминаний моего отца, военного врача, с хорошо известной историей Русско-турецкой войны, моя таинственная притягательность прояснилась. Мой прадед, Мейер бен Исраэль, участвовал в битве на Шипкинском перевале, вероятно, был тяжело ранен и награждён за храбрость. Он выжил благодаря работам Уайли, заложившим основы российской военной медицины, которая включала гуманное отношение не только к старшим офицерам, но и к таким солдатам, как Мейер. Весьма вероятно, что великий русский хирург и гуманист Николай Пирогов, следовавший принципам Уайли, лично участвовал в его операции. Безусловно, его многочисленные нововведения, такие как использование эфира для анестезии и дальнейшее совершенствование системы эвакуации Уайли, имели решающее значение: он был бы отсортирован по системе Пирогова, обеспечивающей ему необходимый уровень медицинской помощи в нужное время, что спасло бы ему жизнь и обеспечило жизни его потомков, включая меня, моих детей, моих внуков и моих православных правнуков. Мейер родился в 1832 году, и будучи подростком, был призван в армию и прослужил 25 лет солдатом. За его службу кантонистом все его потомки получили право жить за пределами черты оседлости, в любом крупном городе, и получать высшее образование. Мейер дожил до 101 года, сохранил свою еврейскую идентичность, но стал первым в нашей семье, чьё соблюдение еврейских традиций ослабло под давлением русского шовинизма. Однако сложилась и другая семейная традиция: мой дед Абрам Пеймер был врачом во время Первой мировой войны и закончил службу военным врачом в Париже. Мой отец, Исай Пеймер, и моя мать Сима были военными врачами и вместе служили во время Второй мировой войны, а я был призван в Советскую Армию в 1969 году, служил врачом и много лет продолжал работать в Военно-медицинской академии в качестве нейробиолога. Мои два сына получили хорошее образование в области нейробиологии и фармакологии в США и оба успешно работают в фармацевтической промышленности. Один из них также стал дипломированным раввином, как и его сом, мой внук Йосеф. Его сын, мой правнук, носит еврейское имя Меир, что означает «просветитель».

MONUMENT
I was a happy boy hanging out most of the time with my three close friends in the large yard inside the Military Medical Academy (MMA) that was fenced from the outside world and guarded by soldiers, so we could play there without much parental control. This yard was connected to an old, nice fenced park, where the beautiful monument to Scottish baronet James Wyllie was hidden from the eyes of soviet citizens who should not know about a personal physician (Leib-Medicus) to three successive Russian Tsars (Paul I, Alexander I, and Nicholas II). But Wylie was also the President of the Russian Imperial Medical and Surgical Academy (from 1808) and was considered one of the organizers of military medicine in Russia, and, along with Nikolay Pirogov, was the "father of combat medicine".
His monument was designed by architect Andrei Stakenschneider in 1859. His other works include a contribution to the construction of the famous Saint Isaac's Cathedral, the design of the  Mariinsky and Beloselsky-Belozersky Palaces. The sculpture stood in front of the Academy until the campaign against Western influences and cosmopolitanism started in 1948. Then, it was removed and reinstalled in our nice park, being surrounded by old poplars and oaks, behind clinics established with Wylie’s personal funds.  We enjoyed exploring this sculpture and playing around it. I was particularly impressed by its intricate bas-reliefs, which depicted scenes of medical care to the wounded by Dr. Wylie and his staff during the Napoleonic War.  Year after year, I stared in fascination at those bas-reliefs with some unexplainable, mysterious feelings. Only recently, after comparing the recollections of my father, a military doctor himself, and the well-known history of the Russo-Turkish War, my mysterious fascination was clarified.  My great-grandfather, Meier ben Yisroel, was engaged in the Battle of Shipka Pass, was probably severely wounded, and was decorated for his bravery.  He survived thanks to Wylie’s groundwork for Russia's military medical system, which included humane care not only for senior officers but also for soldiers such as Meier. It is highly possible that the great Russian surgeon and humanist Nikolas Pirogov, who followed Wylie's principles,  would be personally involved in his surgery, Surely, his many innovations, such as the use of ether for anesthesia and further improvement of Wylie’s evacuation system was critical: he would have been sorted by Pirogov's triage system, ensuring he got the right level of care at the right time, which saved his life and ensured the lives of his descendants, including me, my children, my grandchildren and my orthodox great-grandchildren.
     Meier was born in 1832, and as a teenager, he was recruited and served as a soldier for 25 years. For his service as a cantonist, all his descendants were granted rights to live outside of the Pale of Settlement, in any large city, and to receive higher education.  Meyer lived to 101, preserved his Jewish identity, but became the first in our family whose level of observance of Jewish traditions was weakened under the pressure of Russian chauvinism. However, another family tradition was established: my grandfather Abram Peimer was a doctor during the WW1 and ended his service as a military medical officer in Paris. Both my father Isai Peimer  and my  mother Sima were military doctors and served together during WW2, and I was conscripted into the soviet Army in 1969, served as a doctor, and continued my affiliation with the Military Medical Academy as a neuroscientist for many years. My two sons were well educated in neuroscience and pharmacology in the US, and both successfully work in the pharmaceutical industry. One of them also became a certified Rabbi, as weel as his som, my grandson Yosef. His son, my great-grandson has Hebrew name Meir, which means enlightener.