Кукольная рапсодия

Здесь куклы с лицами гиены входили в незнакомый дом,
где барин, взвинчивая цены, пил вместе с денежным мешком. 
И волочились перемены, как нити, руки прихватив,
синели на запястьях вены, корсет врезался в пышный лиф.
А если и кого любили, то на верёвочках держа,
там, где сюжет преобразили сухие крючья монтажа.
Где каждый до наживы падок, уже распахивал свой клюв,
но вдруг, шагнув в  миропорядок, взлетал, несолоно хлебнув.
Ах, друг мой, падать не жестоко, жестоко плыть среди людей
бесчеловечно одиноко на нитях кукольных затей.
Их день сменяет тело ночи, лик покрывают чернотой
авгуры говором сорочьим, с пирамидальной головой.
Им заиграться не впервые, и отточивши ремесло,
мелькают лица огневые на металлическом табло.
Уходят в отблеске закатов, седые Грэи темноты,
на красных парусах фрегатов, рождая Роджера черты.
От взгляда кукольного страшно. Хоть за соломинку держись.
И нити рвутся в рукопашном бою за кукольную жизнь.
Марионеткам всё едино, и вот, мы с горем пополам
в фарфоре, помнящие Грина, бежим по призрачным волнам.