Монолог Дон Жуана

МОНОЛОГ ДОН ЖУАНА

Чем ближе ночь, тем сердцу горячей.
Сбежать от рокового тяготенья
манящих, но губительных страстей?
Не выйдет! Ночь накроет жадной тенью.

Откинуть этот полог прочь, сломать
строенье зародившегося чувства?
Иль, как кинжал, загнать по рукоять
в грудь эту бездну властного безумства?

Где ты, благоразумия черта?
Где осмотрительность шагов, поступков?
Нет, голову, как прежде, очертя,
лететь за неизведанной голубкой.

Бросаться за таинственной, чужой,
еще мне неизвестной, незнакомой.
Быть может, за пустой, невесть какой
и лишь своей загадкою влекомой.

Но сам порыв, но жаркий взлет огня,
но эти одержимости мгновенья!
Ее движения — плечо, ступня,
упругий стан и жизни в нем биенье.

Но прежде только тень ее в окне
увижу, как мелькнет, — и вмиг желанье
трепещет, словно хищный птах, во мне,
словно стервятник дикий в Дон Жуане.

Какой соблазн! Скрип туфелек ее
и шелест шелка платья и накидки.
Она идет ко мне. И в этот раз чутье
меня не подвело и ум мой прыткий.

И взгляд, впервые встретивший мой взгляд.
Неведомое — как оно сладимо,
как с ним мой дух возвышен и крылат,
как всё это ему необходимо!

Глаза в глаза чуть дольше длится взгляд,
чем допустимо, и чуть ближе, чем позволить
могла б она. И вот уж сотни дьяволят
в моих зрачках сигают карамболем.

Полупоклон, двусмысленный почти,
с полупожатием руки, с чуть уловимым
предвестьем нежности, что взаперти
была любовной жаждою томима.

А дальше — больше, ближе и нежней.
Не дав опомниться, вскружить воображенье
страстями, как бы разных степеней
раскованности в царстве искушенья.

Какие осторожности? Забудь.
А той, чей взор поднимется невинно,
речь пылкая моя встревожит грудь.
Бог на устах, а в сердце бесовщина.

О, сколько сладких вылито речей —
так не прервется ж их вовек теченье!
Чем ближе ночь, тем сердцу горячей,
которому несносно промедленье.