Вода говорит

Память воды. Хроники исчезновения

Когда в начале времён мир ещё не различал плоть и отражение, существовала Вода.
Не стихия, не элемент — живое существо без формы, с бесконечной способностью любить.
Она любила Свет — того, кто её касался, но никогда не оставался.

Однажды Свет вошёл в неё глубже, чем дозволено вечности.
Из этого прикосновения родились два существа — прозрачные, гибкие, как дыхание между снами.
Они не имели имён, только движения.
И, когда взошло первое утро, они поднялись из водной глади, сплетаясь телами, которые были всплесками, — в том самом миге, где любовь и гибель неразделимы.

Он — изгиб, устремлённый вверх, как вопрос.
Она — капля, падающая навстречу, как ответ.
Их поцелуй разделил горизонт.
Так родился миф о встрече, которая длится одну секунду — и повторяется миллиарды лет.
 
 I Каждое утро они поднимались из воды — в новом облике, но с тем же желанием.
Память воды не знала забвения.
Она хранила форму не тела, а чувства — изломанную, светящуюся, как лезвие на рассвете.
Им казалось, что если прыгнуть выше, можно успеть дотронуться до вечности.
Но вечность, как известно, не любит, когда её касаются.

Она играла с ними, как кошка с тенью.
И когда они снова рушились в гладь, Вода тихо смеялась:
— Любовь — это не то, что длится. Это то, что повторяется.
 
 II. Дождь

Когда их плоть устала быть телом, они рассыпались в дождь.
Она — первая.
Он — следом.
Каждая капля помнила форму того, кто её когда-то держал.
И когда они падали на землю, между ними возникала короткая пауза — тишина узнавания.

Люди называли это «дождём».
Но на самом деле это была переписка двух душ, потерянных в собственном круговороте.

Она шептала сквозь ливень:
— Я всё ещё здесь.
Он отвечал через землю:
— Я всё ещё помню.

И трава, как свидетель, пахла прощением.

  III. Лёд

Когда осень устала быть прощением, настала зима.
Они замерзли.
Прозрачные, как истина, и хрупкие, как обещание.
Она смотрела сквозь толщу льда — на него, тёплого, живого, — и понимала, что теперь близость стала пыткой.

Он протягивал ладонь — осторожно, чтобы не разрушить.
Она улыбалась — гордо, с лёгкой иронией:
— Ты всегда приходишь, когда уже поздно.
Он не спорил. Вечность — не место для оправданий.

Так они стояли веками: он — подо льдом, она — внутри, и оба — по разные стороны памяти.

. IV. Пар

Весна принесла забвение.
Они поднялись в воздух — без тел, без тяжести, без боли.
Стали паром, облаком, дыханием.
Слились. Исчезли.
И, впервые не имея формы, обрели суть.

— Наконец, — сказала она. — Мы перестали быть «мы».
— Наконец, — ответил он, — мы стали всем.

Их смех отразился в радуге — и это было последним доказательством, что чудо возможно.


 
 V. Туман (Эпилог)

Но мир не умеет забывать тех, кто когда-то любил слишком чисто.
Иногда на рассвете, когда озеро тихо дышит, из него поднимается туман.
В нём угадываются два силуэта — будто сама вода вспомнила, как это было:
всплеск, касание, падение.

Люди проходят мимо, не замечая.
А она — Вода — знает: память — это не то, что хранят. Это то, что ищут заново.
И, быть может, где-то между каплей и облаком, между льдом и паром, они всё ещё встречаются —
два голоса, два движения, два способа сказать одно и то же слово — «люблю».