Романс о двух родных речках, ставших пограничными

Над землей проплывают неспешно века,
Как плывут белоснежные облака...

Тихий Сейм, тихий Сейм и задумчивый Псёл
Зацелованы звёдами издавна.
Между ними я райские кущи нашёл,
Соловиная малая родина!
Мы кричали друг другу: «Идите, друзья!»
Отвечало нам звонкое эхо.
И на двух берегах золотые поля
Ждали, кто бы родной к ним приехал.
Здесь и воздух другой, зацелует, хмельной.
Он настоян на травах и мёде.
Здесь и ветер такой: то погладит рукой,
То совсем хулиганистый, вроде.
Нам хватало всегда и воды, и полей,
Через речки ходили мы в гости.
А сейчас берега свежей раны больней,
Воды рек моют белые кости.
Что за морок прошел по родимой земле?
Злой отравой родных опоили.
Разум их, как в кровавой, озлобленной мгле,
Прут, как зомби, чтоб мы их убили.
«Где тот подлый колдун? – я кричал, что есть сил. –
Кто наслал эту страшную порчу?»
Я у Сейма спросил, я у Псёла спросил:
Кто такую беду напророчил?

И молчали в ответ две родные реки,
И не слышал я прежнего эха.
Только ворон кружит и лежат васильки,
В поле том, где их танк переехал...
В этом споре жестоком двух берегов
Спорят память  с беспамятством, злоба и вера.
Снова русский солдат наш к победе готов,
Чтобы сгинул предатель  Бандера.

Только все же вопросы хотелось задать:
Как же так это с нами случилось?
Кто во всем виноват, что врагом стал мне брат?
Чья вина,  вы скажите на милость?

Но пока что вопрос этот можем решить
Лишь на поле, в кровавости боя.
И как символ над полем голубь летит,
И на кладбищах женщины воют.
И с упрёком взирает с кургана на нас,
Онемевший от ужаса сцены,
Кошевой атаман, батько, Бульба Тарас,
Не прощавший никОму измены.
Вот и тянется снова у батьки рука
До ружья, что Андрия убило…

И плывут над землей, всё плывут облака,
И все думают: «Что это было?»