Монолог Жака из Как вам это понравится У. Ш

Весь мир – лишь сцена.
Люди в нём – актёры.
У каждого – свой выход и суфлёры,
и каждый не одну играет роль...
Семь актов по двенадцать лет и зим
к судьбе своей безропотно скользим.
Сначала дети мы у няньки на руках,
коль сыты, срыгиваем на её передник.
Чуть подрастём, плетёмся кое-как
с котомкой в школу, медленно, без рвенья ...
И вскоре – юноши – что сердце, то пожар,
влюблённые, как барды-менестрели,
в томлении по взгляду одному
прекрасных глаз…
А там, глядишь, солдаты,
задиристые, верные присяге,
чья речь в бою проклятьями полна,
бородки птичьи, забияки чести,
готовые убиться в жерле пушки...
Коль выжил, обрастёшь брюшком солидным,
суровым взглядом, стриженой бородкой –
ты в пятом акте – кладезь наставлений,
сундук премудростей и разных поучений...
Серьёзен в пятой роли ты своей…
Не за горами очередь шестая.
И вот уже ты в туфлях, панталонах,
С очками на носу, кошель привязан сбоку.
Чулки, что в юности ещё носил,
висят мешком на голенях усохших,
И голос, бывший чистым и крикливым,
вдруг тяготеет к детскому discantus,
как будто бы с при-свистом, или сиплый,
напоминая чей-то странный лепет.
Впадаешь в детство на седьмом отрезке –
в беспамятство без зрения и слуха…
И исчезают милые черты
ушедшей жизни...

Весь мир — лишь сцена…
Люди в нём — актёры.
У каждого — свой выход и суфлёры,
и каждый не одну играет роль...
Семь актов по двенадцать лет и зим
к судьбе своей безропотно скользим…
Сначала дети мы у няньки на руках.
Коль сыты, срыгиваем на её передник.
Чуть подрастём, плетёмся кое-как
с котомкой в школу — медленно, без рвенья…
И вскоре – юноши – что сердце, то пожар,
влюблённые, как барды-менестрели,
в томлении по взгляду одному
прекрасных глаз…
А там, глядишь, солдаты,
задиристые, верные присяге,
чья речь в бою проклятьями полна,
и сыплет над бородкой птичьей.
Почти орлы те забияки чести,
готовые убиться в жерле пушки...
Коль выжил, обрастёшь брюшком солидным,
суровым взглядом, подстрижёшь бородку.
Ты в пятом акте — кладезь наставлений,
сундук премудростей и разных поучений...
Серьёзен в пятой роли ты своей…
Не за горами очередь шестой.
И вот уже ты в туфлях, панталонах,
С очками на носу, кошель привязан сбоку.
Чулки, что в юности ещё носил,
висят гармошкой на ногах усохших,
И голос, бывший чистым и крикливым,
вдруг тяготеет к детскому discantus,
с каким-то присвистом,
как будто бы осипший,
напоминая чей-то бывший лепет.
Впадаешь в детство на седьмом отрезке –
в беспамятство без зрения и слуха…
И растворяются со временем черты
ушедшей жизни…