Производственная планерка 1 Цеха 14

.



ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ ПЛАНЁРКА ЦЕХА №14


…..Кочегары без анекдотов, что домино без рыбы…


Приносят в котельную цеха № 14 классический сонет – чистый, отполированный, в идеальном ямбе. Кочегары молча переглянулись, потом взяли лом, отбили у него рифмы, засыпали внутрь сажи и бытового хлама. «Теперь жить будет», – удовлетворенно сказал старший по смене.

– Я написал сонет в стиле ар-брют!
– Поздравляю. А где же сырость и необработанность?
– В том-то и дело, что я его не писал. Я его прожил. Вот протокол из психушки.

Объявление в цехе №14: «Уважаемые авторы! Прекратите, наконец, консервировать миры в крови, как персик в сиропе. Наш склад банок для метафор переполнен!».


Содержание:

- Не ты, не я, а облако на небе
- Намёк на то, что существует за
- Абстракции и кукуруза в банке
- Все этикетки выцвели. Считать
- Дом без удобств. Из прошлого. Томаты
- На что ещё настроить индикатор
- Срок годности, оттиснутый на дне
- Что опрокинуть в утреннем цейтноте
- Зима – фрагмент меловой темноты
- Стальной синдром ночного ожиданья
- Пласты обид – поверх пластов любви
- А что такое «завтра»? Черновик


***

Не ты, не я, а облако на небе,
тот идеальный гражданин вселенной
без паспорта, без визы в нём… летит,
и невесом беспошлинный  транзит,
и не закрыть воздушные пространства,
границы суверенных государств,
не запретить дождём грибным пролиться
на территорию безумных царств,
приговоривших к выжженным пустыням,
к бессрочной засухе самих себя…

Бродячим облаком без документов,
без права на пособие и кров,
жить ветром, быть движеньем, стать фрагментом, 
строкой поэмы воздуха, без слов.

(ипк: 0.683)


***

Намёк на то, что существует за
пределами диагноза и боли
иное состояние, где формы
свободны от изменчивого «я»
и содержания… вина в бутыли,
сенаторов в коробке обувной,
тревожных писем в розовых конвертах,
отмеченных серебряной тесьмой.
И фотографий в бархатных альбомах,
коллекции открыток городов
в казенных папках с оттиском «секретно»
из кабинетов сталинских домов,
исполнить легкий джаз с Мерлин Манро
и с брежневским ружьем пойти  на вепря.

(ипк: 0.753)


***

Абстракции и кукуруза в банке
одна и таже оборона от
конкретных фактов, взятий в оборот
и с лицевой, и снизу, и с изнанки,
до кислых «фи», до дырки от баранки,
стирающих неуловимый код,
дарованных и отнятых свобод
по стёклам дней асфальтовой чеканки.

Минор в душе, а в целом вид – мажор.
хоть разная одна на всех одежда.
Всех жёстко взял в осаду с давних пор
мир не вещей, а отношений между
теплом и хладом, дверью и надеждой
тем, что дарует свет и застит взор.

(ипк: 0.686)


***

Все этикетки выцвели. Считать
условия храненья невозможно.
Процессы порчи всё ещё подкожны
ни плесени, ни мути не видать.
Апатия. Духовный ботулизм,
парализующий с желаньем жизни
и волю к ней. Хлопочущие мысли
в прихожей чувств, смещают механизм
принятия решений в область ночи
с горбатостью дорожных фонарей,
с пищащим беспрерывно тамагочи,
проснувшимся на тридцать третий год
скитаний по пустыням антресолей,
с  желаньем говорить, презрев исход. 

(ипк: 0.704)


***

Дом без удобств. Из прошлого. Томаты
в кладовке – идеальная модель
загробного существованья, цель
которого решительно туманна.
Уже не пища, помесь консерванта
с водой и плотью, эдакий кошель
пространственный, в стекле полишинель,
запаянная с присказкой и матом.

Такая, непридуманная смесь,
что продолжает занимать пространство
примерно оскверняя цвет мещанства,
канон сонетных тез и антитез…
А выбросить? В глазах начнется резь
дремучих слёз, тиранства постоянства.

(ипк: 0.672)


***

На что ещё настроить индикатор
испорченности сердца? На прорыв
в октябрьский дождь, надеждами омыв
всего себя, его тоской крылатой;
На худость троп, встающих на обрыв
пятой сомнений, стопками догадок..
На серые отстрочия фасадов ,
определенных сметами в пассив.

Обрывки прежде ярких ощущений…
Вид из окна, на книжный грузный шкаф,
Омлет скворчащий по краям и граф
Бестужев в фильме Алексей? Евгений?
Меньшов Владимир… тени всех вселенных,
всех кладбищ вместе взятых кенотаф. 

(0.619)


***

Срок годности, оттиснутый на дне
жестЯной банки с персиками – символ
несбыточно-тропического рая
в системе ценностей СССР,
и паче – философия предела
существования, будь то хоть плод
законсервированный в сладкой массе,
душа, закатанная в банку тела,
ещё дымящий проходной завод.

Условный срок привносит горький привкус
в созвездье Рыбы с края стеллажа
вселенной (или памяти вселенной)
реальности (а может муляжа)
и временем итожит откровенье.

(ипк: 0.580)


***

Что опрокинуть в утреннем цейтноте?
Высокий стул? Трехлетний суккулент?
(название не очень) но в горшке
Ему не слиться с матерью-природой.
Ещё есть чашка с недопитым кофе,
Financial Times на кухонном столе…
Спонтанной живописи легкий жест…
…и нет Британии в чумной Европе,
коричневеет северное море,
Манчестер, Лондон, Бирмингем, Бристоль,
пропитывая тусклый свет собой
и Кельтское покрылось плёнкой горькой.
Миг пигментации… а время сколько?
Бегу. Тот мир? Пусть будет залит тьмой.

(ипк: 0.490)


***

Зима – фрагмент меловой темноты,
сыпучее, как след прикосновений,
как бледное лицо в пылинках тени,
как близость с «вы» сошедшая на «ты»;
Молекулярный код существованья
друг в друге тихим словом, вкусом губ,
вскрывая письма тела, чтобы внутрь
пролиться безымянным расставаньем
с частичками тепла, игры в слова,
в которой даже маски прорезают
морщины чувств, глубинной боли, тайны
влечения к себе и от себя 
непроходимыми путями дня
за свалками надежд и пустырями.

(ипк: 0.807)


***

Стальной синдром ночного ожиданья.
Вокзал, перрон, безумное табло.
Вагон твоим окутанный дыханьем,
на паузе дыхание моё.
Симфония не-сотворенья счастья –
из копоти дорожной вещество, 
налипшее на долгое молчанье,
минутный пшик: вагон, купе, окно…

Что будет после? Тысячи иллюзий.
Прибытие не в «завтра» во «вчера»
другое, то в котором ты проснулся,
чтоб вновь уехать, снова навсегда.
…цикличное безумие по кругу
и внутренних привычек поезда...

(ипк:  0.714 )


***

Пласты обид – поверх пластов любви.
Известняка слой на базальта плитах.
Ландшафтна геология души,
но как мышонок куцехвостый скрытна.
Что буровому механизму знать
о смыслах срезов, на которых видно
то, как твое движенье «от меня»
с моим «к тебе» непоправимо слито
в неясностей единый метастаз,
когда всегда то, и другое – рана 
что принимая лезвие ножа,
его одновременно отпускает,
и временем кровавым истекая,
готова целый мир впустить в себя.

(ипк: 0.806)


***

А что такое «завтра»? Черновик,
невыполненных обещаний строки…
Колесами по тексту поезд мчит,
в пыль превращая слов пустых потоки.
Чтоб на другом конце пути, смогли,
преодолев «сегодня» слиться слоги
в бездонное «вчера»  и обрести
карманную, прирученную пропасть.

Пусть между намерением «обнять»
и жестом «отвернуться» Магелланов
пролив… скажи, зачем два одеяла
материкам двух тел. Зачем мельчать
до сломанных лошадок каруселей,
двух инвалидов в кляксах Инь и Ять?

(ипк: 0.684)


НА ПОСОШОК:

Поэт-верлибрист пришел в цех №14 требует признать его болванки  сонетами. Ему отвечают: «Четырнадцать строк – это знатно. А где ж ё-моё архитектонка? Где напряжение и разрешение? Братух, твоё творение – не сонет, а многоэтажка, в которой лифт заклинило».

– Что такое «аномальный сонет»?
– Это тот, который прошел все стадии отбраковки в цехе №14 и был признан годным к употреблению.

В «Сонетном цехе №14» ввели должность «инженера-браковеда». Его задача – отсеивать стихи, в которых слишком много гармонии и смысла.

Критик пишет рецензию на сборник «сырых» сонетов: «Текст источает ароматы остывшего металла и сырого подвала». Автор сборника: «Это не метафора. Я в котельной печатал, там и правда пахло».

Поэт принес в цех № 14 сонет-центон, целиком состоящий из цитат Сартра. Ему вежливо вернули: «Извините, но у нас производство, а не пункт по приему макулатуры от французских философов».
 
 – Что будет, если скрестить сонет Шекспира с инструкцией по эксплуатации котла?
–  Получится путевка в Котельную цеха № 14.

Молодой автор спрашивает: «Как мне достичь той самой "сырости" в стихах?». Мастер из «Цеха №14» отвечает: «Перестань их выпрастывать. Пусть сами себе растут, как плесень в углу».

– Ваш диалогический сонет кажется мне монологом шизофреника.
– Это потому, что вы не слышите паузы. В паузах – третий соавтор. Обычно – сквозняк из щели.

– Почему вы называете свою поэзию «артефактовыми реликвиями»?
– Потому что археологи будущего будут откапывать их на помойках нашей эпохи и ломать голову, что мы хотели сказать.

Студент спрашивает: «Профессор, а можно ли математически вывести идеальный сонет?». Профессор, вздохнув: «Можно. Но он будет настолько совершенен, что его придется немедленно забраковать за отсутствие души».

– Что общего у сонета и котла?
– И то, и другое должно держать давление. Только котел – паровое, а сонет – смысловое.

На суде над поэтом ар-брют обвинитель кричал: «Он развращал умы, смешивая высокое и низкое!». Судья, прочитав сонет, вынес оправдательный приговор со словами: «Не виновен. Ибо там, где вы видите хаос, я вижу честный отчет о состоянии мира. А именно за это поэту и платят... в идеале».