Вес души

На койке стальной в больничной палате
Мужчина лежит лет сорока.
Стучит его пульс, кривая всей жизни,
Но пару минут— и пульс словно строка.

Мгновенье — и двое стоят возле тела:
Верховный Архангел и сам Сатана.
Их спор— не про плоть, что под простынёю,
А только про то, что зовётся душа.

Архангела нимб сияет надеждой.
Огромные крылья расправил Орла.
В доспехах небесных цвета прощения,
Копья остриё— словно сердца слеза.

По левую руку, в обносках горящих,
Хромая немного, в плаще из разлада,
С искрою в очах, что устали карать,
Стоит падший ангел, сам король ада.

— Приветствую, брат из Подземного мира.
— И вновь перед нами извечный барьер.
«Отдай же мне душу эту людскую!» —
К тебе обращаюсь, брат Люцифер.

— Приветствую, враг вечный мой, Михаил.
— Я здесь лишь за тем, что по праву моё.
— Взгляни же на жизненный путь и поймешь,
Что в ней не осталось уже ничего.

— Узри: в восемь лет — уже первая кража,
Украл и нарушил: "Не укради».
Тот первый кирпич, что ложится в основу
Фундамента этой грешной души.

— Я вижу… возможно. Но вижу и пса —
От голода выл он в тени гаража.
И тот кусок, спрятанный возле груди,
Стал противоядием от вечного сна.

— В четырнадцать... да... предательство друга.
Толкнул в эстафете и друг на земле.
Он свой пьедестал возвёл на падении,
Повесив медаль "Зависти» на стене.

— Я вижу мальчишку, что плакал в подушку.
Чья совесть жгла сердце, оставив клеймо, —
Печать на душе о потерянной дружбе
С тем самым, с которым он был заодно.

— Узри же: он в двадцать поддался соблазну,
Купив себе статус, презрев кровь отца,
Забыв все заветы отчего дома.
Здесь нет оправданий. Гордыня глупца.

— Я вижу... юнца, ослеплённого блеском,
Купившего ложной надежды паденье,
Который воздвиг новый дом для отца,
Со временем выковав в нём искупление.

— Узри: в тридцать два — он хранилище денег.
Как сейф на замок закрыта душа.
Работа— ресурс, человек — инструмент.
Лишь алчность— его форма здесь бытия.

— Я вижу... аскета. В пустыне из денег,
Где дюны монет звенят громко и тонко,
Душа, что горит, как огонь, искуплением,
Отдав все, что есть, для больного ребёнка.

— Узри же венец его искупления —
Не гордость, не кража его привели.
Всё прах...его совесть, надежды, метания...
Здесь нет оправданий. Лишь руки в крови.

— Узри: он был пьян и лишил её жизни
Девчонку, идущую по перекрёстку.
Навечно останется тенью семьи.
Так чем оправдаешь убийство подростка?

Архангела крылья устало поникли:
— Не вправе я взвешивать горе и бремя.
— Да, он виноват. Смерти груз на весах.
— Но он уровнялся бы... было бы время...

Вдруг пульс начал биться под простынёй,
Дыханье чуть слышно под ним проступает.
И в миг прекратился их спор вековой—
Лишь ритма зелёный луч тихо мигает.

В зрачке человека, глаза открывая,
На миг отражается два силуэта:
Один— тёмный, падший, в горящих обносках,
Второй— светлый, яркий, небесного цвета.

— Не время ещё, — Архангел промолвил. —
— Не быть тебе властным над этой душой.
Но Люцифер, глянув с ехидной улыбкой,
Ответил:— Я жду... Он и так уже мой.