Объедет

Нас возит Андрей из Бобровки –
водитель что надо в авто.
И он на дорогах не робкий,
коль надо, подставит плечо
водителю в трудной дороге –
возьмёт на буксир и легко
доставит, объехав пороги.
Заменит в полях колесо.

Поможет поставить фундамент,
сколь надо он нас подождёт.
Меняет дорога орнамент,
когда её дождик польёт.
Он лужу объедет сторонкой,
а надо – проскочет по ней
прямой колеёю и звнкой.
Своих он не гонит коней.

Бобровки история длинна
с сурового века идёт
от Якова – древнее имя,
Лубягин с фамилией он.
Прошенья подал в кабинеты.
На речке Бобровка село,
Бобровкой назвали Советы,
оно развивалось, росло.

Построили церковь и школу,
создали колхоз и лесхоз,
лабаз, магазины в Бобровке
в округе сибирских берёз.
Реликтовый бор окружает,
луга заливные весной,
в разливе волною пужает,
по пояс в волне травостой.

В Бобровке приход был богатый –
из трёх деревень состоял,
и каждый второй виноватый,
попа комиссар расстрелял.
Гуляев, и он же Сусанин,
в болото завёл казаков,
добрался в Бобровку без ссадин,
героем он стал для совков.

Гитары делал, балалайки,
в селе том Гварнелли был свой,
фамилия вот без утайки
была Николай Бичевой.
Богато село мастерами
и песенной долей солдат,
продутые злыми ветрами
все триста, погибши, стоят.

Есть в каждой семье лесорубы,
история нам говорит.
Их Души, селяне, не грубы,
серьёзен у каждого вид.
Поют топоры лесорубов,
им вторит сосна и весь бор,
дымились над крышами трубы
и полнился дом чтоб теплом.

В селе углежоги в почёте.
Они мастера высший класс.
Ещё смолокуры в расчёте
рабочих труда – мой рассказ.
Бобровка талантами в первой
десятке в Алтае моём,
могучие словно деревья –
во славу им песни поём.

Неравнодушие приёма
нас вдохновляет на стихи.
С дверного началось проёма –
история у них в чести –
сосредоточена в музее,
где время прялки всё прядут.
Бичёвские поют звончее
все балалайки разом тут.

Вам утюги расскажут больше,
чем гид, любой экскурсовод.
Здесь старину гораздо тоньше
почувствуете, суть веков.
История здесь оживает,
становится она ясней.
Душа её с листа читает
и словно пребывает в ней.

Хозяйки обе величавы
и привлекательны собой.
Под впечатленьем этой славы
их доброта течёт рекой
и восхищения сердечны,
естественны у всех селян.
Посылы дружелюбья вечны
с обильем солнечных полян.

А слушатели лишь вниманье,
не отвлекаются они.
В глазах сплошное пониманье
и восхищенья огоньки,
сверкают чистые улыбки
и одобрение у них,
как у ребёнка в чистой зыбке,
и навевает светлый стих.

Пантелеймон, нахмурив брови,
всю встречу глубоко молчал.
Молчит и слова не проронит.
Глубокомысленно крепчал,
видать, но так и не окрепнул.
Ему я книгу подарил.
Задумчиво чесал он репу,
невнятно что-то говорил.

Понять я смог, что Маяковский –
его любимец и кумир.
Пантелеймон поэт бобровский,
им занят местный весь эфир.
Нас провожали с настроеньем,
что встреча повторится вновь.
Созревшее стихотворенье,
читалось чувствами без слов.