Представитель царицы Тамары на приёме у царя царей

Секретарь Саладина провозгласил: - Представитель иверской царицы Тамары,
Сослан, на приёме у царя царей Саладина пожалован для беседы.
Саладин, молча, блестящим и проницательным взглядом окинул Сослана
и, как бы убедившись, что перед ним стоит витязь, действительно,
с храбростью, превзошедший всех на ратном поле, предложил сесть возле себя.
Сослан облегчённо вздохнул, когда заметил, что греков в зале не было
и в отдалении стояли только два невольника,
опустив головы, сложив руки, в безмолвии ожидая приказаний султана.

Саладин прежде, чем приступить к беседе с необычном посланником,
предложил ему освежиться прохладительным напитком
и благосклонно ждал, когда он речь свою начнёт.
Султан ничем не проявлял нетерпения или неудовольствия,
Но с кротким видом приветливого участия,
казалось, словам своего гостя внимает,
который был единовременно и его пленником.

- Да будет благословен бог, которому Вы служите
и имя которого Вы на земле прославляете,
своими подвигами! – начал Сослан твёрдо и с достоинством по-арабски
и почувствовал, что его слова искренние, притом сказанные на родном языке
были Саладину приятны.
Он воспринял их не как простую любезность, приличную торжественной встрече,
но как выражение неподдельного чувства уважения и признательности,
какие только мог ему ивериец принести.

- По поручению моей державной царицы, - я должен был к Вам явиться
с дарами и собственноручным письмом, но безумие заставило меня
предстать пленником перед Вами, судьба которого всецело зависит
от Вашей милости.
Зная Ваше беспримерное великодушие, о царь царей, зная,
что Вы являете собой справедливость и добродетель, и я не страдаю
от того, что нахожусь у Вас в плену, и не испрашиваю свободы и освобождения.
Должен признаться Вам чистосердечно, иные заботы угнетают меня,
иное я должен испросить у Вас, что является в настоящее время
важнее жизни.

Саладину понравилось искреннее и сердечное Сослана обращение.
Он обладал светлым умом, широтой и смелостью воззрений
и больше всего ценил мужество и геройство на свете.
Сослан казался ему по выдающейся отваге
одним из тех богатырей, какие призваны употреблять свою силу в защите
угнетённых, и Саладин готов был уже проявить к нему знаки расположения,
хотя их и нельзя оказывать пленнику, который сражался против него в лагере.

- Поведай нам, - произнёс милостиво султан, с удовольствием нескрываемым,
созерцавший красивое лицо Сослана,
 - каким образом ты оказался в стане, помогающих неверным?

Ты был направлен ко мне своей царицей, которая предпочла жить с нами
в мире и согласии, чем поддерживать народы,
против которых сам господь раздражён, отняв у них Иерусалим, где водружено
теперь священное знамя ислама показательно. Кто соблазнил тебя перейти
к неверным и вступить в битву, которая закончилась их поражением
и твоим пленением? Зачем ты преступил повеление твоей царицы?

- Разрешите мне, о великий царь царей, рассказать Вам всю правду!
Пусть никто никогда не упрекнёт меня в том, что я сокрыл истину,
которая для меня дороже всех сокровищ мира
 и заставляет пренебрегать жизнью, и не страшиться Вашего гнева.
Выслушайте меня, а затем со всей мудростью и справедливостью судите.

И Сослан правдиво рассказал Саладину о своём путешествии:
О кораблекрушении, о том, как они по неведению приплыли к Акре
и вынуждены были обосноваться в лагере крестоносцев, умолчав о преследовании
императора Исаака только. Но он не утаил, что они всячески
уклонялись от общения с крестоносцами и скрывали
золото и драгоценности, предназначенные для султана.

Затем, переходя к сражению, Сослан с такой правдивостью и прямотой поведал ему,
про встречу с герцогом Гвиенским, которому он необдуманно дал обещание,
в поединке:
охранять опустевший стан от вторжения мусульман и печально закончил в конце:
- Разгорячась боем, в сопровождении франков я ринулся на ратное поле,
Конь мой увлёк меня вперёд, я был окружен Вашими воинами и попал в плен.

Не скрою, о великий царь царей, что преступление моё перед Вами велико
и перед моей повелительницей, но рыцарская честь и данное слово
побудили меня совершить этот безумный поступок, в котором я раскаиваюсь жестко.

… Сослан выдержал испытывающий, глубокий взгляд султана спокойно,
который мог быть приятным или неприятным предзнаменованием одинаково.
Однако, видя, что Саладин не хотел нарушать тягостного молчания,
и боясь, что свидание их будет кем-либо внезапно прервано,
он решил изложить ему просьбу смело и откровенно.

- Наша царица преисполнена такого же благочестивого рвения,
как и Вы, - начал Сослан отважно. – Посылая своё посольство,
она поручила мне раскрыть Вам её сокровенные надежды и намерения,
что Вы исполните просьбу её и тем самым укрепите узы дружбы и мира
между Иверией и повелителем Египта и Дамаска!

… - Благонравие и разум вашей царицы достойны самой высокой похвалы, -
без промедления отозвался он. – В то время, как на Западе нет народа,
который не усеял бы своими костями священную землю, и нет государя,
который не захотел бы здесь получить себе славу, ваша же царица
не присоединилась к неверным и устояла против заблуждений сего века.
О чём бы ни просила твоя царица, всё будет мною исполнено!
Сказано: - мудрым свойственно просить о разумном только,
что под силу исполнить смертным, не обременяя своей совести и веры.

Султан замолчал, как бы отягощенный печальными размышлениями,
Связанными с опасностями войны.
И хотя он был еще в цветущем возрасте,
уже сказывалось в строгих чертах его лица изнеможение.
Оно отражало все пережитые им испытания и тревоги,
Которые он выносил долгие годы.

Сослан загорелся радостной надеждой при обещании Саладина,
ясно понимая, что им руководило великодушное чувство,
сколько политический расчёт: укрепиться в надёжной дружбе
с Иверией и получить поддержку самой могущественной царицы на Востоке –
Тамары. Взвесив эти обстоятельства и укрепившись духовно,
Сослан, уже уверенный в успехе, промолвил спокойно и неторопливо:
- Наша державная царица, зная тот дух веры, которым окрылена Ваша душа,
Повелела мне сказать Вам: в Ваших руках находится величайшая
Христианская святыня, которую Вы у крестоносцев исторгли,
Победив при Тивериаде. Эта святыня
Может служить для мусульман только предметом поругания.
Набожная душа царицы не будет иметь покоя до тех пор, пока
Вы не согласитесь отдать ей древо креста
за самый большой выкуп, который Вы назначите по своему благоусмотрению.

Сослан едва закончил свою речь, как Саладин поднялся резко,
Выражение яростного гнева отобразилось на мягком, приятном лице его,
В одно мгновение сделав его неузнаваемом.
Теперь перед Сосланом стоял грозный султан, чуждый каких-либо
великодушных побуждений, готовый поднять меч и поразить дерзкого.

Видимо, он был не в силах подавить свой гнев и уже вопреки благоразумию,
решил отдать приказание невольникам увести от него пленника,
 с которым он больше не хотел продолжать беседу. Угадав намерение султана
и поняв, что он оскорбился его предложением о выкупе креста,
Сослан, не желая усиливать раздражение Саладина,
Который каждую минуту заковать его в железо и добавил скромно:
- Наша великая царица, если бы в ее руках оказалось священное знамя ислама,
Почла бы своим долгом вернуть повелителю Востока, полагая,
Что нельзя удерживать святыню, составляющую предмет почитания для народа.

Саладин овладел собой, к нему вернулось утраченное спокойствие.
Он ответил ему резко, но без раздражения, помня,
что перед ним представитель иверийской царицы, которая в любое время
могла напасть на него со своими войсками,
соединившись с крестоносцами…
Свой отказ Саладин произнёс так твёрдо и бесповоротно,
Что продолжать разговор с ним о выкупе креста не только бесполезно,
но и опасно…

Вздохи, почти переходящие в стоны, исторгались из его груди,
Обнаруживая ту безмерную степень страдания,
когда человек теряет истинное представление о жизни
с смотрит на мир глазами обречённого на смерть человека.
Сослан не видел, что Саладин с большим удивлением
смотрел на него, не нарушая безмолвия.

Он старался уяснить себе, чем было вызвано отчаяние храброго рыцаря,
который не побоялся один сражаться против многочисленного воинства,
а получив отказ в своей просьбе
проявил полную беспомощность и растерянность, хотя на исполнение
этой просьбы он не мог надеяться и не имел никакого права.

Саладин твёрдо соблюдал в своей жизни правило,
которое он завещал впоследствии сыну: «Берегись оскорблять кого бы то ни было,
ибо люди забывают обиды не прежде, чем отомстив за них». Видимо,
смотря на Сослана, он думал, что этот непобедимый рыцарь, восхитивший его
своим видом, является послом страны, прославившейся на Востоке
твёрдостью в вере и преданностью христианству, и что, наверно,
отчаяние его вызвано опасением огорчить повелительницу свою.

- Помни, что чрезмерное огорчение никогда никому не приносило пользы, -
произнёс он, наконец, с важной кротостью, которая умеряла
горечь причиненной им обиды.
- Истинная мудрость заключается в том, чтобы
ни при каких испытаниях не впадать в малодушие, зная,
что вместе с испытанием человек получает и силы для его перенесения
и ободряется надеждой, которая всегда приводит к победе.
Удрученный горем Сослан не заметил взгляда султана,
горевшего жалостью и сочувствием, а воспринял в его словах насмешку.

- Как может взлететь сокол, когда у него крылья обрезаны? –
воскликнул он в исступлении.
– Как может биться рыцарь, когда у него меч и щит отняты,
служившие ему защитой?
Как я могу явиться к своей царице, обесчещенный, и
сделаться для всех предметом смеха и глумления?
Легче мне остаться в плену, жалкую жизнь в оковах влачить,
чем вернуться на родину и в слёзы её повергнуть,
и в печаль мою царицу, ради которой я готов терпеть
любые страдания и смерть принять.

Смелое и отчаянное заявление Сослана в первую минуту вызвало
Приступ неудержимого гнева у Саладина, он произнёс коротко,
но бесповоротно:
- Мы будем преступны, если отдадим вам этот памятник веры!
Скорее погибнет всё моё воинство, чем я откажусь от решения своего!
 
Долго еще продолжались колебания и исступления,
Угрозы и сомнения, раздражения и напоминания,
Сочувствие и удивление, меняющиеся намерения:
И у рыцаря Сослана, и у повелителя Саладина.

Рыцарь повелителю: - Наш великий песнописец говорит:
«Оказать милость врагу – наивысшая доблесть храбреца»,
и я надеялся, слыша похвалы Вашему человеколюбию, найти
у Вас эту доблесть. Как служитель божий Вы помнить должны:
«Несчастья равно падают как на малого, так и на великого,
и нельзя избежать печальной участи,
свойственной всем нам, смертным» …

- Ты сказал истину, - вдруг мягко ответил Саладин. – Мы все смертны,
и единственно разумное, что мы можем сделать в жизни, -
Оказывать милосердие друг другу и прекращать вражду с теми,
с кем можем жить в мире.

А я меньше всего хотел бы враждовать с благочестивой царицей твоей.
Дай мне время размыслить над твоей просьбой.
Не предавайся унынию, помня, что невозможное становится
возможным, если человек стойко переносит испытания.
Служитель божий не допустит, чтобы ты являлся
печальным вестником к царице своей.

Сослан, не веря себе, с глубоким изумлением смотрел на султана,
полагая, что он неправильно понял его слова, и ища на лице его отражение
насмешливого презрения, с каким он мог смеяться над его отчаянием.
Но взгляд Саладина, мягкий, исполненный глубокой печали и набожности,
показывал, что он изменил своё намерение и вовсе не был склонен теперь
так яростно противодействовать исполнению желания своего пленника,
как выказал это в начале беседы...

- Теперь я познал истину, что народы недаром восхваляют Вашу мудрость
и преклоняются перед Вашей благостью, - с искренним восхищением промолвил он.

- Каково бы ни было Ваше решение, я приму его с благодарностью! И Сослан
низко поклонился султану.
- Советую тебе хранить спокойствие, - возразил Саладин,
испытывая неожиданное чувство симпатии к царскому царевичу,
тронувшему его своей верностью и глубокой преданностью царице.

Саладин невольно подумал, что у него не найдётся ни одного эмира,
который мог бы сравнится с ним отвагой и верностью.

- Не забывай мудрого правила, - прибавил он, заканчивая беседу:
- Когда достигнешь блага, к которому стремишься,
соблюдай осторожность, дабы наш древний враг – сатана –
не подстерёг тебя с новым несчастьем» …
Этому пленнику мы даровали свободу
и просим его разделить с нами нашу скромную трапезу.
Эмир будет сопровождать к столу
как любезного нам представителя иверской царицы.

… Сослан прощальным взглядом окинул дворец Саладина,
куда он несколько часов тому назад вошёл пленником,
а вышел свободным человеком,
и бодро устремился вперёд на поиски
исчезнувшего друга Гагели
и спрятанных драгоценностей и золота Иверии...