Хармс, Олеша и Мариенгоф -три оттенка русского абс

Хармс, Олеша и Мариенгоф -три оттенка русского абсурда

я же этим летом читал избранное русского поэта, поэта лирики абсурда Даниила Хармса, в том числе и его единственную повесть, маленький шедевр Старуха, и попытался сравнить творчество трех абсурдистов начала ХХ века. Все они писали о первых годах советской власти:
это Циники Мариенгофа
Зависть - роман Олеши
и повесть Старуха и абсурдные миниатюры и диалоги Хармса.
И у всех совершенно разный абсурд. Абсурд Мариенгофа - это абсурд смерти, когда смерть перестает быть страшной и пугающей, а становится чем обыденным и скучным.
Абсурд Олеши - это абсурд идиотизма, все похожи на дурачков или придурков. Идиотские поступки, дурацкая атмосфера, фиглярство, безмозглый театр, переходящий в какой-то шабаш...
И наконец абсурд Хармса - это невыносимое количество "пошлости", причем именно в кавычках, пошлые не только женщины и обыватели дна, но и поступки, герои, власть и само время пропитано пошлостью...

цитата из Циников:

— Очень хорошо, что вы являетесь ко мне с цветами. Все
мужчины, высуня язык, бегают по Сухаревке и закупают муку и пшено. Своим возлюбленным они тоже тащат муку и пшено. Под кроватями из карельской березы, как трупы, лежат мешки.
Она поставила астры в вазу. Ваза серебристая, высокая, формы — женской руки с обрубленной кистью.
Под окнами проехала тяжелая грузовая машина.
Сосредоточенные солдаты перевозили каких-то людей, похожих на поломанную старую дачную мебель.
— Знаете, Ольга…
Я коснулся ее пальцев.
— …после нашего «социалистического» переворота я пришел к выводу, что русский народ не окончательно лишен юмора.
Ольга подошла к округлому зеркалу в кружевах позолоченной рамы.
— А как вы думаете, Владимир…
Она взглянула в зеркало.
— …может случиться, что в Москве нельзя будет достать французской краски для губ?
Она взяла со столика золотой герленовский карандашик:
— Как же тогда жить?"


# Посвящение Хармсу

Глодаю на досуге я Хармса том

Однако что-то не втыкает в нем

И не канает внутри меня абсурда стих

Уж больно сквозь строку мне лихо

Наобум и насквозь мне продираться

И даже не к чему мне придираться

Ибо так я не понял ни хера

О чем звонят его «колокола»

О милый и смешной старик ты, Хармс

Строчил ты строки как пулеметчик Ганс

Но смысла, логики в них, ни на йоту

Хоть комментаторов зови ты роту

Порвал я библиотечный абонемент

И талмутом запустил в окно

Видать зеленый я абонент

Причуды абсурдизма понять, мне не дано

Ну а я все-таки опять вернулся к Хармсу и продолжаю грызть теперь уже его малую прозу. И тут вырисовывается занимательная закономерность. Если поэзия Хармса являет собой голимый абсурд, то его проза представляет собой «пошлость» причем в невероятных дозах. Причем «пошлость», проникающая во все сферы ... деятельности и сознания, и именно в кавычках. Видимо такой пошлой представлялась Хармсу новая та советская действительность.

Ну, посудите сами:

*Рядом с господином в автомобиле сидела дама, интересная своим ртом.*

*Мама, высокая женщина с большой прической, говорила лошадиным голосом.*

*Тут же открылась дверь и вошла горничная Наташа, вся смущенная и розовая. Как цветок.*

----
*Одним словом, Алексей Алексеевич был самым настоящим рыцарем, да и не только по отношению к дамам. С небывалой легкостью Алексей Алексеевич мог пожертвовать своей жизнью за Веру, Царя и Отечество, что и доказал в 14-м году, в начале германской войны, с криком «За Родину!» выбросившись на улицу из окна третьего этажа. Каким-то чудом Алексей Алексеевич остался жив, отделавшись только несерьезными ушибами, и вскоре, как столь редкостно-ревностный патриот, был отослан на фронт*

*В 16-м году Алексей Алексеевич был ранен в чресла и удален с фронта. Как инвалид I категории Алексей Алексеевич не служил и, пользуясь свободным временем, излагал на бумаге свои патриотические чувства.*

*Однажды, беседуя с Константином Лебедевым, Алексей Алексеевич сказал свою любимую фразу: «Я пострадал за Родину и разбил свои чресла, но существую силой убеждения своего заднего подсознания».*

*— И дурак! — сказал ему Константин Лебедев. — Наивысшую услугу родине окажет только ЛИБЕРАЛ.*

*Почему-то эти слова глубоко запали в душу Алексея Алексеевича, и вот в 17-м году он уже называет себя «либералом, чреслами своими пострадавшим за отчизну».*
-----
Ну разве не пошло. Ударение в слове «пошло» следует ставить на букве «о».
--------
*Гоголь (падает из-за кулис на сцену и смирно лежит).*

*Пушкин (выходит, спотыкается об Гоголя и падает): Вот чорт! Никак об Гоголя!*

*Гоголь (поднимаясь): Мерзопакость какая! Отдохнуть не дадут. (Идет, спотыкается об Пушкина и падает) — Никак, об Пушкина спотыкнулся!*

*Пушкин (поднимаясь): Ни минуты покоя! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает) — Вот чорт! Никак, опять об Гоголя!*

*Гоголь (поднимаясь): Вечно во всем помеха! (Идет, спотыкается об Пушкина и падает) — Вот мерзопакость! Опять об Пушкина!*

*Пушкин (поднимаясь): Хулиганство! Сплошное хулиганство! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает) — Вот чорт! Опять об Гоголя!*

*Гоголь (поднимаясь): Это издевательство сплошное! (Идет, спотыкается об Пушкина и падает) — Опять об Пушкина!*

*Пушкин (поднимаясь): Вот чорт! Истинно, что чорт! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает) — Об Гоголя!*

*Гоголь (поднимаясь): Мерзопакость! (Идет, спотыкается об Пушкина и падает) — Об Пушкина!*

*Пушкин (поднимаясь): Вот чорт! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает за кулисы) — Об Гоголя!*

*Гоголь (поднимаясь): Мерзопакость!*

*(Уходит за кулисы).*

*За сценой слышен голос Гоголя: «Об Пушкина!»*

*занавес.*
-----
*А на службе ему сюрприз, жалованье скостили: вместо 650 руб. всего только 500 оставили.*

*Профессор туда-сюда — ничего не помогает. Профессор и к директору, а директор его в шею. Профессор к бухгалтеру, а бухгалтер говорит:*

*— Обратитесь к директору.*

*Профессор сел на поезд и поехал в Москву.*

*По дороге профессор схватил грипп. Приехал в Москву, а на платформу вылезти не может.*

*Положили профессора на носилки и отнесли в больницу.*
----
**Вываливающиеся старухи**

*Одна старуха от чрезмерного любопытства вывалилась из окна, упала и разбилась.*

*Из окна высунулась другая старуха и стала смотреть вниз на разбившуюся, но от чрезмерного любопытства тоже вывалилась из окна, упала и разбилась.*

*Потом из окна вывалилась третья старуха, потом четвертая, потом пятая.*

*Когда вывалилась шестая старуха, мне надоело смотреть на них, и я пошел на Мальцевский рынок, где, говорят, одному слепому подарили вязаную шаль.*

Ну и в заключение моего знакомства с Хармсом я прочитал настоящий маленький шедевр. Это единственное более менее крупное произведение - повесть «Старуха». Вот тут Хармс чрезвычайно похож на Кафку («Зубчатые колеса» по-русски) и страшного Грина («Крысолов»). Это очень жуткая и одновременно красивая вещь, в ней нет никакого обычного хармсовского текстового абсурда - это абсурд совсем другого более глубокого плана. Повесть можно прочитать и осмыслить в совершенно разных двух смысловых слоях.

Первый линейный смысл, который следует из сюжетный канвы. К главному герою внезапно приходит некая старуха - ведьма и умирает у него в квартире. А затем главный герой старается всеми способами избавиться от трупа.

Ну и второй смысл - глубинный, который следует из цепочки символов. Это смерть главного героя на первой странице повести и его «экспрессивное» путешествие в иной мир.

*«Вдруг, – подумал я, – старуха исчезла. Я войду в комнату, а старухи-то и нет. Боже мой! Неужели чудес не бывает?!»*

*Я отпер дверь и начал её медленно открывать. Может быть, это только показалось, но мне в лицо пахнул приторный запах начавшегося разложения. Я заглянул в приотворённую дверь и, на мгновение, застыл на месте. Старуха на четвереньках медленно ползла ко мне навстречу.*

*Я с криком захлопнул дверь, повернул ключ и отскочил к противоположной стенке.*