Беневша - 8

                8 глава
По пути бабушка осторожно, боясь спугнуть его хрупкое спокойствие,
спросила:
 - Что же случилось, внучок? Что там было?
 Вопрос, как нож, разрезал натянутое молчание. Мурад вздрогнул.
Голос его, когда он заговорил, был тихими и прерывистым, словно
пробивался сквозь песок:
 - Они… Они всю дорогу ругались, бабушка… Отчим… - мальчик
сглотнул ком в горле, - Отчим все твердил… - он замолчал,
не в силах сразу произнести страшные слова.
 - Говорил что? – мягко, но настойчиво подтолкнула бабушка.
 Мурад закрыл глаза, и перед ним снова встал ненавистный профиль,
искаженный злобой:
 - Зачем нам эта обуза?» - голос отчима, резкий и презрительный,
резанул по слуху даже в памяти. - Он совсем слабак, хлюпик!
 Никчемный! С него толку – ноль! Давай бросим его тут!
 - Нет! Не смей! Это же мой сын! - вскрикнула мать, и в ее
голосе слышались отчаяние и мольба.
Мурад видел, как она потянулась к нему, но отчим грубо оттолкнул
ее, а потом… Потом грянул оглушительный удар! Мурад до сих пор
чувствовал, как содрогнулась земля под ногами матери от этого удара.
  - Ты - моя жена! - зарычал отчим, и его лицо, искаженное яростью,
казалось чудовищным, - Будешь слушаться меня во всем! И конец
разговорам!
 А потом… Потом было самое страшное. К Мураду подъехал отчим.
Взгляд его был холодным, как лед.
  - А ну, слезай! - бросил он сквозь зубы.
Мурад, оцепенев от ужаса, послушно соскользнул с коня.
Ноги подкосились.
 - А теперь - марш домой! - прозвучал приказ, лишенный даже тени
сомнения и жалости.
  - Мама! - вырвалось у Мурада, и он бросился назад к ней, цепляясь
за стремя. - Я с тобой! Пожалуйста! Слезы душили его, застилая глаза.
Он не мог остаться один, не мог! Но мать лишь отвернулась, ее плечи
содрогались от беззвучных рыданий. Она была бессильна.
 И тогда пришел конец. Отчим, брезгливо сморщившись, резко дернул
поводья своей лошади, разворачивая ее.
 - Отстань, щенок! - прозвучало сквозь ветер, и тут же… В лицо
Мурада врезалась страшная, обжигающая боль!
Кулак отчима от всей силы ударил его по щеке. Мир померк, искры
посыпались из глаз. Он отлетел назад, потеряв равновесие, и упал
на колючую жесткую траву. Звон в ушах, вкус крови на губах, нестерпимое
унижение и жгучая, недетская обида.
 Он лежал, прижав ладонь к пылающей щеке, смотря сквозь мутную пелену
слез, как двое людей, которых он должен был называть семьей, его мать
и этот чужой, страшный человек, резко пришпорили коней и ускакали.
Без оглядки. Бросив его одного посреди равнодушных и страшных скал.
 И тогда боль – и физическая от удара, и душевная - вырвалась наружу.
Мурад сжался в холодный комочек на сырой земле и зарыдал. Не детскими
всхлипами, а глухими, надрывными рыданиями, сотрясавшими все его
маленькое тело. Он плакал о предательстве матери, о своем одиночестве
и страхе. Слезы текли ручьями, смешиваясь с пылью на лице, Соленые и
горькие. Он плакал, пока не осталось сил, пока горло не свело судорогой,
а глаза не опухли.
Потом наступила пустота. Страшная, гнетущая тишина, нарушаемая лишь
шелестом травы на ветру. Куда идти? Где дом? Все дороги казались
одинаково чужими и опасными. Беспомощность и паника снова сдавили грудь.
И тогда, движимый инстинктом загнанного зверька, он пошел не разбирая
пути лишь бы спрятаться, исчезнуть. Он вполз в колючие густые кусты,
которые показались единственным укрытием в этом огромном, враждебном
мире.
Там, в колючей темноте, прижавшись к холодной , земле и обхватив
голову руками, он дрожал от страха и холода. Мысли путались, веки
слипались от изнеможения. Сознание уплывало, унося с собой боль,
страх, обиду – все растворялось в черной, бездонной яме беспамятства.
Он уснул, забывшись тяжелым, мертвенным сном, единственным спасением
от невыносимой реальности.