Набоков

Он встал на стыке двух миров,
Где пахнет газом и ладаном,
Меж гула новых городов
И старым бархатным диваном.

Он вслушивался в грядущий гром,
Где век, как лед, уже трещал,
И видел отчий, спящий дом,
Что поезд в вечность там умчал.

В стекле вагонном, ледяном,
Двоился отблеск бытия:
Усадьбы, плывшие пятном,
И юность — в раме, не своя.

Он бегством не спасал себя,
Но слово, в коем жил и рос,
И в мире, бешено трубя,
Его, как бабочку, пронес.

Отчизна съежилась. Она —
Теперь лишь строй его речей.
Он ставил фразы, как княжна
Старинный жемчуг у свечей.

Его земля — не прах, не твердь,
Но алфавита вязкий плен.
Искать в чужом наречьи смерть,
Чтоб обрести свое взамен.

В изгнании — собственный узор,
Эстетика прозрачных слез,
Прозрачность боли, блеск и взор
Уже не видящих стрекоз.

Вся эта жизнь — холодный сок
Осиротевшего янтаря.
Он был безмерно одинок
Под взглядом злым календаря.

Париж, Берлин — картонный грим,
Декорация, дым, туман.
И он, невидимый, как пилигрим,
Сквозь них пронес свой зыбкий стан.

Он слышал сквозь чужой мотив
Шаги грядущего суда,
И, голову к плечу склонив,
Смотрел, как стынет в реках мгла.

В чертах любимой он искал
Не страсть и не земной приют,
Но точный, бледный сериал
Тех слов, что в юности поют.

Она была ему — как текст,
Где между строк, в тиши ночной,
Скрывался истинный контекст
Его потери роковой.

Не то, что прожил, стало суть,
А то, что вывел карандаш.
Судьба — лишь ритм, что держит грудь,
Стеклянный, выцветший мираж.

Он знал: не плоть важна, а связь,
Ажурный слог, тугая нить,
Чтоб эта музыка, лиясь,
Могла забвенье победить.

Он — эмигрант. Он — между строк.
Он — в паузе, где воздух чист.
И этот ледяной ожог
Свернулся в тонкий, черный лист.

Он житель вечного «между»,
Языка русского ноктюрн.
Где боль, измучившая мзду,
Стынет в изгибах тех гравюр.

Пусть смертен он. Но ритм живет,
Сквозь хаос пробивая твердь.
И Бог, в чьей власти вечный лед,
Чья речь точна, ясна, как смерть.

Пожалуй, Бог изгнанников чтет,
Их дар, ограненный тоскою,
За то, что тот в себе несет
Бессмертье — чистою строкою.

Он видел: этот стылый слог,
Где нет ни крови, ни отчизны,
И есть единственный залог
Преодоления им жизни.

И в этом ледяном раю,
Где слово тверже, чем опора,
Он встретил вечность — не свою,
Но вечность Божьего узора.

04-11-2017