КБШ 2. 8 Антоний и Клеопатра

<>  2.8.25 «АНТОНИЙ И КЛЕОПАТРА»  <> 

Пьеса  «Антоний и Клеопатра» является логическим продолжением «Юлия Цезаря» и, скорее всего, писалась вослед за «Юлием Цезарем», а значит, после 1599 года.  Зарегистрирована она была в 1608 году, а напечатана только в Первом фолио 1623 года. Таким образом, с большой степенью вероятности можно сказать, что пьеса была написана в период с 1599 по 1608 год.  Классическое шекспироведение ограничивает время написания пьесы 1606-08 годами, хотя для этого нет, на мой взгляд, достаточных оснований.  Вот что пишет о датировке пьесы  классический шекспировед, редактор Нового Кларендонского издания «Антония и Клеопатры» Ральф Хоугтон[328]:

«Дата написания и постановки “Антония и Клеопатры”  почти наверняка лежит между 1606 и 1608 годами;  год между ними [1607] наиболее вероятен. Написана пьеса была до мая 1608 года, то есть до момента её регистрации, свидетельствующей о том, что пьесу собирались вот-вот напечатать, хотя ни одно  её  кварто свет так и не увидело.  Те, которые заметили влияние пьесы Шекспира на повторное издание пьесы Дэниела “Клеопатра” 1607 года, считают, что шекспировская пьеса была написана в 1606 году или в начале 1607 года».

«Клеопатра» Дэниела была основана частично на плутарховской биографии Антония  и Помпея, частично на французской книжке  «История трёх триумвиратов».  Жизнеописание Антония в сделанных Амиотом (французском) и Нортом (английском) переводах Плутарха послужило также первоисточником и для Шекспира (о знакомстве де Вера с трудом Плутарха и его переводами этого труда писалось ранее). 

По общему убеждению, произведение Дэниела намного слабее шекспировского и составляет некую пару с вольным переводом с французского языка «Трагедии  об  Антонии» Гарнье, сделанным  графиней Пембрук, патронессой Дэниела. 

Оксфордианцы согласны с тем, что шекспировская пьеса была написана до повторного издания пьесы Дэниела 1607 года.  В свою очередь Шекспир был знаком с «Антонием» графини Пембрук (изданным 5 раз, начиная с 1592 года) и с редакциями «Клеопатры» Дэниела (1594 и 1599 годов). Следуя своему постоянному стремлению к первенству (для него  и литературные занятия были своего рода турниром), де Вер и на этот раз решил превзойти сразу две литературные звезды.  Так вослед за «Клеопатрой» Дэниела и «Антонием» графини Пембрук возникла его пьеса «Анотоний и Клеопатра».

В шекспировской пьесе «Антоний и Клеопатра» слишком прозрачны намёки на королеву Елизавету, описанную далеко не подобострастным пером, поэтому пьесу не могли напечатать или поставить на сцене при жизни монархини,  то есть пьесе, написанной до марта 1603 года (дата ухода из жизни королевы Елизаветы),  суждено было дожидаться своего часа.  А написана она была, по моему мнению,  в 1598 – 1600 годах, в период максимального накала страстей Шекспира, в кульминационный момент его отношений со Смуглой Леди Сонетов и до мятежа Эссекса 1601 года, переломившего настроение автора.  Как говорится, «из огня да в полымя».  Рукопись пьесы, которую нельзя было напечатать при жизни королевы Елизаветы, долго дожидалась своего часа представить себя свету. Тут следует заметить, что многие рукописи в елизоветинско-яковианский период по 10-20 лет лежали в ящиках или ходили по рукам прежде, чем их напечатали, а многие так и остались неопубликованными до наших дней.

О душевном состоянии Шекспира в момент написания «Антония и Клеопатры» красноречиво говорят рассуждения Георга Брандеса, комментирующего восторженные восхваления Клеопатры  Артуром Саймоне:

«Английский критик Артур Саймоне пишет: " “Антоний и Клеопатра”, по  моему мнению, – САМАЯ  ДИВНАЯ  ИЗ  ШЕКСПИРОВСКИХ  ПЬЕС,  и  потому  в  особенности,  что КЛЕОПАТРА – САМАЯ  ДИВНАЯ  ИЗ  ШЕКСПИРОВСКИХ   ЖЕНЩИН.   И  не  только  из шекспировских, но, быть может, ВООБЩЕ САМАЯ ДИВНАЯ ИЗ ЖЕНЩИН".  Это уж слишком пламенный энтузиазм. Однако нельзя отрицать, что главная притягательная сила этого образцового произведения  кроется  в  несравненном образе Клеопатры и в том художественном  увлечении,  с  каким  написал  его Шекспир»[329].

Увлечение Шекспира было не только художественным, но и вполне реальным.  Бурные отношения со Смуглой Леди Сонетов обострили его чувствительность до предела: страсть, ревность, гордость, благородные порывы, угрызения совести, наркотическая привязанность к желанной женщине и одновременно дар творца, который стоит над всеми этими бурями и над самим собой. 

Эдвард де Вер переехал в дом на лондонской окраине Хэкни в 1596 году и жил там до конца своей жизни.  Владельцем этого дома до графа Оксфорда был лорд Хансдон, покровитель театральной группы, а заодно и молодой, но опытной кокетки, дочери придворного музыканта Эмилии Бассано. К этому времени (к 1596 году) Эмилия Бассано уже была выдана замуж за капитана Лэньера «для сокрытия позора», ибо родила от лорда Хансдона незаконное дитя.  В 1596 году далеко не юный лорд Хансдон скончался, а Эмилия стала искать нового покровителя.  Сначала Эдвард де Вер влюбляется в смуглую венецианку, затем возникает мучительный треугольник Эдвард де Вер, Эмилия Лэньер, граф Саутгемптон.  Именно в этот период Шекспир пишет 144-й сонет, который в 1599 году опубликован в «Страстном пилигриме»:

«Мне две любви дано для радостей и горя,
Несущие меня подобно духам моря;
Из них один благой, с пленительным лицом,
Другой же – семя зла и женщина притом.

Чтоб в ад меня увлечь, злой гений похищает
Благого у меня, в надежде обольстить
И в дьявола его из духа превратить,
В чем искони ему гордыня помогает.

Успел ли ангел мой иль нет злым духом стать –
Могу предполагать, не смея утверждать;
Но так как мрак укрыл и сделал их друзьями,
То, верно, ангел мой в аду теперь с чертями.

И – сомневаясь – ждать я буду, в свой черёд,
Пока мой мрачный дух благого не пожрёт».
                (Пер. Н. Гербеля)

О внутреннем огне, с которым была написана пьеса «Антоний и Клеопатра», говорит и независимый канадский исследователь Эдвард Фурлонг[330]:

«Огромное внутреннее отличие состоит в том, что в “Антонии” гений Шекспира был охвачен огнём, а в “Кориолане” –  нет. Свободой синтаксиса и наслоением метафор наша пьеса возвещает о стиле романтических историй.... Но то, что связывает нашу пьесу с великими трагедиями, – это ИНТЕНСИВНОСТЬ  И СТРАСТЬ, которые вряд ли могут быть найдены в романтических историях.... “определённое ЛИКОВАНИЕ ДУХА, которое порождает ритм, волшебный и жизнерадостный, являющийся следствием шекспировского видоизменения плутарховских персонажей” (цитируя О. Элтона)».
 
Клеопатра – собирательный образ, смесь капризной и переменчивой, непредсказуемой монархини Елизаветы, белокожей брюнетки Анны Вавасор, разрушившей благополучие де Вера, и опытной кокетки, Смуглой Леди Сонетов Эмилии Бассано-Лэньер. Связь образа Клеопатры с монархиней Елизаветой и Смуглой Леди Сонетов уловил Георг Брандес, который написал:

«Клеопатру  называют  в  уничижительном  смысле gipsy (цыганкой), наверно, вследствие созвучия с egyptian (египтянка). Но  в этой игре слов была известная логика; в её природе  таинственно  сплетались высокий дух монархини и непостоянство цыганки. А это сочетание, как  знакомо оно было ему! Как живо стояла перед его глазами  модель  великой  египетской царицы! Той же самой  палитрой,  которой  он  пользовался  тогда,  когда  за несколько лет перед тем набросал эскиз "смуглой леди" сонетов, он мог теперь написать этот громадный исторический портрет»[331].

Кстати сказать, историческая Клеопатра была чистейшей греческой крови, а никак не смуглой леди.  Эдвард де Вер наверняка знал об этом, но свои желания и психологическую достоверность он частенько ставил на первое место, а историческую точность – на второе.

Далее, рассуждая о кокетстве Клеопатры, Брандес, сам того не ведая,  рисует нам портрет Эмилии Лэньер [331B]:

«Она является с первого шага в трагедии и почти  до  последнего  ВЕЛИКОЙ КОКЕТКОЙ. Всё,  что  она  говорит  и  делает,  долгое  время  лишь  выражает потребность и способность кокетки очаровывать непредвиденными капризами. Она спрашивает об Антонии, требует, чтобы его разыскали (I.2). Он приходит. Она восклицает: "Мы не желаем видеть его теперь!" и уходит.

Снова  начинает  она тосковать по нём и посылает к нему, чтобы  напомнить  ему  о  себе  и  чтобы  держать его в напряжённом состоянии: “Увидишь, что он печален – скажи, что я пляшу; весел  –  скажи,  что  я вдруг захворала”».

Ещё одна кокетка сыграла роковую роль в жизни де Вера – Анна Вавасор.  Хоугтон пишет о том, что «Антоний пренебрёг своим долгом и принёс в жертву своей любовнице целый мир».  Это чувство знакомо и де Веру. В 1581 году он пожертвовал целым миром ради любовной связи с Анной Вавасор. Де Вер был отстранён от Королевского двора, потерял расположение королевы Елизаветы.  После своего социального падения в 1581 году, он уже не смог полностью оправиться.  Жизнь его круто изменилась.  Общительная личность, душа общества, он провёл последние годы своей жизни в относительном уединении.

В момент гибели Антония и Клеопатры, Клеопатре пошёл 39-й год.  Как пишет Брандес, она была «почти втрое старше Джульетты».  38-39 лет – это возраст королевы Елизаветы во время её романа с юным де Вером.  А возраст Антония – ему пошёл 54-й год – это возраст Эдварда де Вера в конце его романа с Эмилией Лэньер.  У Плутарха нет и намёка на возраст Антония, в то время как Шекспир сообщает нам устами Антония (III.9):

«Сами волосы  мои  враждуют:  седые  проклинают  опрометчивость  чёрных, чёрные – пугливость и сумасбродство седых».

Близкое знакомство с английской королевой Елизаветой дало Эдварду де Веру возможность усилить образ королевы Египта Клеопатры, сделать его более рельефным и жизненным, награждая Клеопатру некоторыми чертами Елизаветы. 

Как это похоже на Елизавету (подметил Уильям Фэрина[332]), когда Клеопатра выражает недовольство всякий раз, как только Антоний пытается выполнить свой долг по отношению к кому-либо другому, а не только к ней. К своим же грехам она относится с лёгкостью и небрежностью, как, например, при упоминании о том, что она родила ребёнка от Юлия Цезаря, Клеопатра невинно восклицает:

«Мои салатные дни [дни юности], когда была я незрелою в сужденье и с холодом в крови».

Клеопатра желает слышать только угодные ей мнения. Не успел ещё курьер сказать одно доброе слово о жене Антония Октавии, как Клеопатра уже в гневе и повторяет его слова:

«Она мне не мила, и ВСЁ ЖЕ!» (II.5.50) – бьёт его, угрожает ножом за невольно слетевшие с языка курьера слова «и всё же».. 

Когда же он постигает науку льстить и говорит лишь то, что приятно повелительнице, Клеопатра удовлетворённо говорит ему:

«Я нахожу, что ты подходишь для дела, тебе доверенного». (III.4.36) 

Когда Энобарб, восхваляя королеву Египта, невольно проговаривается о её возрасте:

«Возраст не в силах лишить её свежести, привычка к ней не исчерпывает её  бесконечного разнообразия» (II.2.234-235) –

ясно, что в данный момент речь идёт не о молодых прототипах, из которых сложен образ Клеопатры, не об Анне Вавасор и Эмилии Лэньер, а именно о королеве Елизавете.

Ева Турнер Кларк[333] обнаружила также, что некоторые детали ухаживания герцога Аленсона за королевой Елизаветой  (1579-1581гг) нашли своё отражение в этой пьесе Шекспира.  Знание этих нюансов и взятие на себя риска прикасаться к запрёщённому опять-таки указывает на Эдварда де Вера в качестве автора.

Ряд дополнительных свойств шекспировской пьесы «Антоний и Клеопатра», предполагающих авторство де Вера, приводит (в моём кратком пересказе) Уильям Фэрина[334]:

1). Эдвард де Вер – путешественник, особенное влияние на его дальнейшую жизнь и творчество оказало пребывание в Италии. В 1542 году была напечатана пьеса итальянского автора Чинцио (Джованни Баттиста Джиральди) «Клеопатра», которая имеет некоторое сходство с шекспировской, и предполагается, что Шекспир был с ней знаком.

2). Шекспировская пьеса нарушает принцип единства времени и места Аристотеля. Шекспир сжал 10-летний период истории так, что зрителю кажется, что прошло всего несколько месяцев. Шекспир свободно меняет место действия: Александрия, Рим, Мессина, Миценум, Сирия, Афины, Актиум. И эти свойства пьесы опять-таки указывают на экспериментатора и путешественника Эдварда де Вера.

3). Образ Антония напоминает Эдварда де Вера, а ведь многие шекспироведы сошлись на том, что Антоний – это, в некотором смысле, автопортрет Шекспира. К примеру, Антоний такой же чувственный и так же расточителен, как и Эдвард де Вер.

4). Антоний, совершая ошибки, делая промахи, всё-таки долгое время (более 10 лет) остаётся на плаву, погибает не сразу. Также и де Вер. В 1581 году рухнули все надежды де Вера, его репутация и финансовое положение были катастрофическими, и всё-таки он продержался ещё 23 года.  В 1586 году де Вер получает государственную стипендию, в 1591 году он женится (вторично) на состоятельной женщине, в 1603 году король Джеймс возвращает ему лес Уалтгем и парк Хаверинг.  Несмотря на своё социальное падение, де Вер продолжал получать, хотя и редко, литературные посвящения и похвалы своему таланту поэта-драматурга до конца жизни и, кстати, после своей смерти тоже.

5). Военная карьера Эдварда де Вера была не слишком блестящей. Скромное участие он принял в Шотландской кампании 1570 года, возглавляемой графом Суссексом.  В 1584 году он командовал кавалерийским отрядом в Нидерландах, ничем особенным не отличившись, в то время как его соперник Филип Сидни геройски погиб под Зутфеном в 1586 году.  И главное, во время вторжения Испанской Армады в 1588 году де Вер прославился не военными подвигами, а своим неподчинением начальству (его сопернику графу Лестеру) и отказом возглавить командование Гарвичем. Такой «военный успех» положил конец его военной карьере и поставил на его репутации нестираемое пятно.  Этот личный опыт позволил де Веру лучше понять и описать военный позор Антония, бежавшего вослед за Клеопатрой с поля боя.

В 1611 году вышла в печать необычная, феминистская поэма «Славься Господь, Царь Иудейский», автором которой значилась Эмилия Лэньер.  И. М. Гилилов считает подлинным автором этой поэмы Елизавету Сидни, графиню Ратленд, а не Эмилия Лэньер[335].  Сначала его аргументы показались мне убедительными, но после детального  разбора всех произведений автора «Царя Иудейского» я пришла к выводу, что их написала всё-таки сама Эмилия Лэньер. В 4-м томе «Эстафеты Фениксов» я остановлюсь на этом вопросе подробнее[335B]. А пока отмечу, что эта поэма  неоднократно касается отношений Клеопатры и Антония, рассматривая их как

«образец  богохульной любви, которая ведёт к умножению зла в обществе»[336]. 

Автор «Царя Иудейского» возлагает ответственность за нарушение брачных уз на обоих – и Антония, и Клеопатру – в отличие от господствовавшей в опуританивающемся обществе точки зрения, сваливающей все грехи на одну Клеопатру.  Но при этом Эмилия Лэньер старается, чтобы её книга произвела должное впечатление на порядочных (по мнению общества), богопослушных и уважаемых женщин, среди которых она ищет себе покровительницу. Эмилия Лэньер (её кандидатура предложена Джоном Хадсоном в качестве автора шекспировских произведений) была смелой и неординарной женщиной, в юности она умела возбуждать любовь и страсть к себе, но сама при этом оставалась расчётливой кокеткой. Она не могла быть исполненным страсти автором шекспировских образов Антония и Клеопатры, чувства которых в её представлении являлись «образцом  богохульной любви».

Взаимоотношения Антония и Клеопатры, их личности вызывали большой интерес в среде поэтов кружка графини Пембрук.  Сама графиня сделала вольный перевод «Антония»,  Сэмюел Дэниел написал «Клеопатру».  Графиня Пембрук, признавая частичную вину Антония и видя в Клеопатре не только пороки, но и некоторые достоинства, придерживалась в своей версии истории Антония и Клеопатры высокого морального тона, который диктовался проаристотельскими взглядами её брата и неосенековскими трудами французских писателей[337]. 

«Антоний» графини Пембрук стоит на ступеньку выше «Клеопатры» Дэниела, но и ему не достаёт шекспировской сложности и глубины.  Шекспир уходит от моральных поучений, он «не предлагает решений для моральных дилемм, он их драматизирует»[338]. 

Сравнение шекспировской пьесы и вольного перевода «Антония», сделанного графиней Пембрук, убеждает, что эти работы написаны разными авторами. 

Племянница графини Пембрук, графиня Ратленд,  была целомудренной и опиралась на твёрдые моральные принципы, по крайней мере, такой её видели её современники: влюблённый в неё талантливый драматург Фрэнсис Бомонт; Томас Овербери, увидевший в ней образ идеальной жены, который он отобразил в своей поэме «Жена»; друг и почитатель Бен Джонсон. Не похоже на то, что пьеса «Антоний и Клеопатра» вышла из-под её пера.

В жизни графа Ратленда также не просматривается тот страстный опыт, который мы ощущаем в «Антонии и Клеопатре».  Граф Ратленд был довольно религиозным человеком, возводившим учёность и целомудрие в идеал. Также его волновало продвижение по карьерной лестнице, на мой взгляд, больше, чем любовь и страсть. Королева Елизавета возлагала на Ратленда в качестве высокопоставленного придворного чиновника и /или дипломата большие надежды, как когда-то на его блестящего дядю Эдварда, 3-го графа Ратленда. Но после участия Роджера Ратленда в восстании Эссекса все эти надежды рухнули.

Добрый и заботливый, граф Дерби также никак не подходит на роль автора этой пьесы.  Только пламенный Эдвард де Вер, познавший все муки ада на собственной шкуре, мог написать «Антония и Клеопатру».

Начиная с 1592 года графиня Пембрук демонстрирует свой интерес к новому жанру – драме, опубликовав перевод «Антония», а не позднее 1597 года происходит сближение графа Оксфорда с кружком графини Пембрук, недаром они пытаются повенчать своих детей: среднюю дочь графа Оксфорда Бриджет со старшим сыном графини Пембрук Уильямом.  Граф Оксфорд дал своё согласие на этот брак, не состоявшийся, как считают одни, из-за того, что лорд Бёрли запросил для своей внучки слишком большое приданое, либо из-за того, как считают другие, что граф Пембрук неосторожными словами обидел возможных будущих родственников.

Первой крупной литературной задачей графини Пембрук была обработка и сохранение для потомков трудов её брата поэта Филипа Сидни, его возвеличивание, его бессмертие.  Когда эта грандиозная задача была, с её точки зрения, выполнена, возникла новая потребность – «спасти для мира Шекспира». Биограф Мэри Сидни, графини Пембрук,  Уаллер писал о её вкладе в развитие нового жанра драмы: «Она сознательно берёт на себя задачу поднятия литературных стандартов формы, которая становится необычайно популярной – драмы»[339]. 

Графиня Пембрук была инициатором создания и одним из редакторов первого собрания драматических произведений Шекспира – Первого фолио. Но об этом подробнее позднее, а пока – моё стихотворение.

Её называли сестрою брата
И матерью славных лордов[340].
Земные ценности в три карата
Она отвергала гордо.

Вторая после самой королевы
(Первой считать не посмели!) –
Она слагала свои напевы,
Она постигала чужие трели.

Что ей любопытствующих умы?
Оплакивая утрату,
Переводила она псалмы –
И всё приписала брату[341].

Боготворила и любила
Своё, ярчайшее из светил.
И только немного обидно было:
Сонеты не ей он посвятил[341B].

Обитель Бардов, Муз и Амура,
Уилтон[342] – очаг искусства.
Окружала любви аУра
Школу ума и чувства.

Манила она в неземные дали:
Пиши – не дрогнет рука.
И всё, что могли создать, создАли
Поэты её кружка.

Но было ей и этого мало:
Скромны, но тщеславны сны.
Её занимала, её донимала
Слава родной страны.

Псалмы переведены. Феникс[343] воспет.
Зачитан до дыр «Астрофил и Стелла».
«Аркадия» – тоже не новый предмет.
Пора затевать иное дело.

И сразу же бег ускорили дни.
И к звёздам сердце взлетело.
И всю себя, оставаясь в тени,
Она посвятила этому делу.

Талантов загубленных не счесть.
Столько утрат – не оплачет лира.
И это, графиня, большая честь –
Спасти для мира Шекспира[344].
                (И. Кант)

Ещё теснее становятся отношения де Веров и Сидни-Гербертов, когда младшая дочь Эдварда де Вера Сьюзен выходит замуж за младшего сына Мэри Сидни, графини Пембрук, Филипа Герберта в январе 1605 года. 

Позднее сын Эдварда де Вера и его наследник Генри де Вер становится близким другом своего тёзки Генри Роузли, графа Саутгемптона, его политическим союзником и членом политической фракции Уильяма Герберта, графа Пембрука, сына Мэри Сидни.

***

Примечания.
328. Houghton, Предисловие к «Антонию и Клеопатре».
329. Брандес, глава LVIII.
330. Furlong, глава 30 «The Last Plays: Part 1».
331. Брандес, глава LVII.
331B. См. «Эстафету Фениксов», том 4, гл. «Смуглая Леди Сонетов».
332. Farina, стр. 217.
333. Сlark, стр. 349-357.
334. Farina, стр. 214-216.
335. Гилилов, глава 3, раздел «Преображение жены капитана Лэньера».
335B. См. «Эстафету Фениксов», том 4, гл. «Автор “Царя Иудейского”». 
336. Hughes, стр. 14.
337. Waller, стр. 80.
338. Farina, стр. 215.
339. Waller, стр. 107-108.
340. Мэри Сидни, графиня Пембрук, была сестрой знаменитого поэта Филипа Сидни, автора «Аркадии» и сборника сонетов «Астрофил и Стелла», а также переводчика псалмов на английский язык.  Также она была матерью Уильяма Пембрука и Филипа Монтгомери, которым посвящено Первое шекспировское фолио.
341. Мэри Сидни опубликовала переводы псалмов под именем брата, хотя из 150 псалмов, она сама перевела 107, а брат - всего 43.
341B. Вдохновительницей сборника сонетов «Астрофил и Стелла» Филипа Сидни была его возлюбленная Пенелопа Деверё-Рич, сестра Эссекса.
342. Уилтон Хаус – усадьбу графини Пембрук – называли университетом искусств, а сама хозяйка была душой этого поэтического общества, покровительницей поэтов и поэтом одновременно.
343. Феникс - Филип Сидни, а его дом – гнездо Феникса. Королева Елизавета,    которую поэты и писатели её времени льстиво величали Фениксом, поощряла прославление Филипа Сидни после его смерти (он умер от ран, полученных во время сражения при Зутфене в Нидерландах).  Елизавета дала своё молчаливое согласие на то, чтобы Филипа Сидни, как и её саму, называли Фениксом.
«Аркадия» - пасторальный роман Филипа Сидни, посвящённый его сестре, который так и называли «Аркадией графини Пембрук» Его в незавершённом виде опубликовал друг Сидни Фулк Гревилл, а затем доработала и опубликовала новую, полную версию романа графиня Пембрук.
344. Велика заслуга Мэри Сидни в подготовке к изданию шекспировского Первого фолио.


*********************************************************
<> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <>   
*********************************************************