Последняя ночь Египта

Смолкли триремы. В морском тумане
Сгинула слава, развеян флот.
Римские стяги над городом славным
Дерзко трепещут у сонных вод.
В душных покоях, где воздух плавится,
Сброшены кольца, разбит фиал.
Император идёт, победитель-красавец,
Тот, кто склонил её, тот, кто сломал.

Стены гробницы хранят прохладу,
Слуги рыдают, припав к ногам.
«Ну же, скорее, несите мне яду!
Я не достанусь его цепям!
Мне ли, царице, владычице Нила,
Дочери Ра, чей божественен род,
Пленницей жалкой идти постыло
В Рим, на потеху, в толпу, под сброд?»

Пахнет лимоном, корицею, миррой,
Тянутся тени из-за колонн.
Помнит Антония – буйного, сильного,
Как он смеялся, как был влюблён.
Как подносил ей венец Востока,
Как целовал её ночь напролёт…
Всё это смыто волною жестокой.
Смерть у порога. Октавиан ждёт.

«Дайте мне змея! В корзине с инжиром
Пусть принесут мне святую смерть.
Чтоб не коснулся солдат чужеземный,
Чтоб не посмел на меня смотреть!
Пусть он увидит меня царицей,
В лучшем наряде, в венце золотом.
Пусть моя воля орлиной птицей
Взмоет над Римом, презрев погром!»

Тонкие пальцы скользят по шелку,
Ищет прохладную кожу змей.
Боль, будто сотни стеклянных осколков,
Вспыхнула в теле, и кровь – быстрей.
Сладко течёт вместе с кровью отрава,
Веки тяжёлые, клонит в сон.
Где ты, Антоний? Где наша слава?
Слышится копий далёкий звон.

Губы сухие шепнули что-то,
Взгляд помутнел, уходя в туман.
Кончена битва, сданы высоты,
Выпит до капли хмельной обман.
Входит охрана – солдаты, слуги,
Видят царицу на смертном одре.
Спящая вечность сомкнула руки.
Рим победил. Но не в этой войне.