Моя самая большая боль

Я тихо сижу в своем опостылом болотце,
В котором каждый встречный может сожрать мое солнце…
Гнию я и таю под злыми словами.
Под взглядами свысока,
Которые в моей жизни со мною всегда.

Они оставляют на сердце действительно незаживающие нарывы,
Полные гнили,
Болят что потом десятилетиями.

От каждого стыдящего меня слова,
Мне физически больно…
В груди пустота только ломит…
И я не делаюсь от слов этих лучше.
Я только глубже
Погружаюсь к себе в ненависть.

Этот яд пребывает со мной тридцать лет,
Каждое , каждое дразнящее слово,
Я все еще помню.
Я все еще помню.
И мне все еще больно…

А прощать я не в силах.
Потому что на вас не давала себе даже разгневаться,
И застыла
Моя злость навсегда в теле смертельная.

И это моя самая яркая в жизни эмоция -
В груди стылый колодец
Яркой ненависти к себе
Под словами, стыдящими мое солнце.

И это моя самая кровоточащая рана.
Пробегут мимо страны, города и дороги.
Но людей-то вокруг меня так же не то что не много,
А людей вокруг меня нет совсем.

Я их не пропускаю.
И лишь вдалеке толпу только увидив,
Я уже ощущаю, будто они меня все ненавидят.

Они смеются над моей несмелостью,
Но я так в ней беспомощно и реально страдаю!
Все еще умираю в сценах детства
Глубоко в моей боли бессменно.

Искажаются, полные сарказма жестокого лица
От слез в кровожадных чудовищ,
Впечатлительность пишет на них
Моей алой подтеки крови.
И это нестерпимое зрелище навеки застревает в подкорке.

Вы смеетесь, но я действительно впечатлительна.
Эта боль мне потом не дает стать любимою,
Гонит дальше и дальше скорей от людей.

Верь в Бога, либо не верь,
Но без чужой любви и без чужой информации, без понимания,
Я уродливым стала самым на свете созданием.
И когда умирала я сотый за жизнь мою раз,
Руки помощи просто оставили.

Нет, не стоит думать, мы выберемся.
Мы достаточно слабы без людей,
И не пишутся как в сказе концы счастливые.
Но становится только темнее.