Перевод. The Law of the Yukon by R. W. Service

ЗАКОН ЮКОНА

У Юкона закон простой, понятный, ясный и суровый:
«Не шлите слабых и глупцов, пусть едет сильный и толковый -
Здесь сильных ждёт кровавый бой, здесь ждут толковых - испытания,
Здесь надо жертвовать собой, уметь переносить страдания,
И, как медведь, свирепым стать, и, как пантера, стать проворным,
И закалённым, словно сталь, и, как бульдог, в трудах упорным.
Зову я лучших из людей, ищу достойнейших меж вами,
Я их прижму к груди своей, я их признаю сыновьями,
Я их богатством наделю и пищей накормлю обильно,
А проигравших - погублю, сведу их прямо в мрак могильный.
Увечный, жалкий, хилый сброд - нет, здесь такие не годятся,
Убогих здесь никто не ждёт, в своих трущобах пусть теснятся.

Я безграничен, полон бед, дик и опасен я смертельно,
Я больше миллиона лет уже царю здесь беспредельно.
Сокровища хранил я впрок, их накопил запас огромный.
И вот потёк людской поток, а вместе с ним и сброд никчёмный.
Что мне бездарный щелкопёр, заложник пошлой писанины,
Проходят строгий мой отбор лишь настоящие мужчины.
Я их в смятение приводил, в уныние их повергая,
По краю пропасти водил, порою смертью их пугая.
Я в реках их, как крыс, топил, и лютым голодом морил их,
Цингой жестокой плоть точил, и кровь травил в бродяжьих жилах.
Их зимней стужей я пытал, навеки опалял им очи,
Лицо коростой покрывал, от боли выли среди ночи.
Вот кто-то сквозь пургу бредёт, шатаясь, часто спотыкаясь,
А то вдруг падает на лёд, в дугу, как будто лук, сгибаясь,
Безлик, бесформен и забыт, обглодан дикой волчьей стаей,
Лишь ветер бешеный свистит, меж белых рёбер завывая.
Иной свой горький хлеб грызёт, несчастьем доведён до края,
Жмёт безнадёжно на курок, с трудом молитву повторяя.
Иной, охраной окружён, но всё не так душой больному,
Чек выпишет на миллион, но волком выть готов по дому.
Иной, как вошь на пепелище, спиваясь где-нибудь в лачуге.
И вот на дне уже, глядишь, он, как очень многие пьянчуги.
А то куда-то пропадёт совсем средь мусора людского,
А через время вдруг всплывёт в местах каких-то дальних снова.
В излучине реки, в каком салуне местном немудрёном,
Среди азартных игроков, с ревущим адски граммофоном.
Опутан фальшью городов, пороков, лжи и злодеяний,
Он в тишине могучих гор и в царстве северных сияний,
Как прыщ на теле - но терплю и всё больней в тисках сжимаю,
Поскольку слабых не люблю, пусть только сильный выживает.

Но есть другие люди тут, они мне славу умножают
И с честью до конца идут, мои законы уважают.
Их ни пороги не страшат, ни даль долин непроходимых,
Сражаются за каждый шаг в полях заснеженных, на льдинах,
Копаются в горах моих, мутят мои ручьи и реки -
К груди своей прижму таких, им стану матерью навеки.
Я - чуткая земля, душой всё понимаю изначально,
Окружена такой красой, лесов и рек с водой кристальной.
Я в одиночестве века была забытой, окаянной,
Страшна, угрюма и жалка, казалась неприступной, странной.
Зато теперь огни костров нарушили покой мой вечный.
Глядишь, настроят городов в моих долинах бесконечных.
Но я строптива и сильна, и тяжело со мною биться,
Лишь смелость победит меня - и то придётся потрудиться.
Не слабаки и размазни, тихони, неженки... Не эти,
А те, кто викингам сродни, и простодушны, словно дети.
Кто был решителен, силён, смел, поражением не сломлен,
Тот будет мной вознаграждён, богат и досыта накормлен.
Да, я из тех сестёр-земель, суровых, мудрых, терпеливых,
Весь мир печалей и скорбей в их взорах, строгих и правдивых.
Мы ждём, когда придёт наш час, о людях правильных мечтая,
Не тех, что разоряют нас, потом бросают, проклиная.
Кичатся щедростью моей, меня при этом презирая -
Подобных я гоню взашей, и даже смертью их караю.

Я жду ответственных мужчин и дорожащих мною женщин,
О детях, что родят они в краю, который им завещан.
Мечтаю я о городах, что разместятся здесь привольно,
И что богатства я отдам тем людям, что его достойны».

Таков он  - Юкона закон. Здесь только Сильный процветает.
Для Слабака смертелен он, здесь лишь Достойный выживает.
Увечный, жалкий, хилый сброд пусть едет в города обратно
По воле Юкона - ну вот, всё очень просто и понятно.


---


THE LAW OF THE YUKON

This is the law of the Yukon, and ever she makes it plain:
"Send not your foolish and feeble; send me your strong and your sane—
Strong for the red rage of battle; sane, for I harry them sore;
Send me men girt for the combat, men who are grit to the core;
Swift as the panther in triumph, fierce as the bear in defeat,
Sired of a bulldog parent, steeled in the furnace heat.
Send me the best of your breeding, lend me your chosen ones;
Them will I take to my bosom, them will I call my sons;
Them will I gild with my treasure, them will I glut with my meat;
But the others—the misfits, the failures—I trample under my feet.
Dissolute, damned and despairful, crippled and palsied and slain,
Ye would send me the spawn of your gutters—Go! take back your spawn again.

"Wild and wide are my borders, stern as death is my sway;
From my ruthless throne I have ruled alone for a million years and a day;
Hugging my mighty treasure, waiting for man to come,
Till he swept like a turbid torrent, and after him swept—the scum.
The pallid pimp of the dead-line, the enervate of the pen,
One by one I weeded them out, for all that I sought was—Men.
One by one I dismayed them, frighting them sore with my glooms;
One by one I betrayed them unto my manifold dooms.
Drowned them like rats in my rivers, starved them like curs on my plains,
Rotted the flesh that was left them, poisoned the blood in their veins;
Burst with my winter upon them, searing forever their sight,
Lashed them with fungus-white faces, whimpering wild in the night;
Staggering blind through the storm-whirl, stumbling mad through the snow,
Frozen stiff in the ice-pack, brittle and bent like a bow;
Featureless, formless, forsaken, scented by wolves in their flight,
Left for the wind to make music through ribs that are glittering white;
Gnawing the black crust of failure, searching the pit of despair,
Crooking the toe in the trigger, trying to patter a prayer;
Going outside with an escort, raving with lips all afoam,
Writing a cheque for a million, driveling feebly of home;
Lost like a louse in the burning . . . or else in the tented town
Seeking a drunkard's solace, sinking and sinking down;
Steeped in the slime at the bottom, dead to a decent world,
Lost 'mid the human flotsam, far on the frontier hurled;
In the camp at the bend of the river, with its dozen saloons aglare,
Its gambling dens ariot, its gramophones all ablare;
Crimped with the crimes of a city, sin-ridden and bridled with lies,
In the hush of my mountained vastness, in the flush of my midnight skies.
Plague-spots, yet tools of my purpose, so natheless I suffer them thrive,
Crushing my Weak in their clutches, that only my Strong may survive.

"But the others, the men of my mettle, the men who would 'stablish my fame
Unto its ultimate issue, winning me honor, not shame;
Searching my uttermost valleys, fighting each step as they go,
Shooting the wrath of my rapids, scaling my ramparts of snow;
Ripping the guts of my mountains, looting the beds of my creeks,
Them will I take to my bosom, and speak as a mother speaks.
I am the land that listens, I am the land that broods;
Steeped in eternal beauty, crystalline waters and woods.
Long have I waited lonely, shunned as a thing accurst,
Monstrous, moody, pathetic, the last of the lands and the first;
Visioning camp-fires at twilight, sad with a longing forlorn,
Feeling my womb o'er-pregnant with the seed of cities unborn.
Wild and wide are my borders, stern as death is my sway,
And I wait for the men who will win me—and I will not be won in a day;
And I will not be won by weaklings, subtle, suave and mild,
But by men with the hearts of vikings, and the simple faith of a child;
Desperate, strong and resistless, unthrottled by fear or defeat,
Them will I gild with my treasure, them will I glut with my meat.
"Lofty I stand from each sister land, patient and wearily wise,
With the weight of a world of sadness in my quiet, passionless eyes;
Dreaming alone of a people, dreaming alone of a day,
When men shall not rape my riches, and curse me and go away;
Making a bawd of my bounty, fouling the hand that gave—
Till I rise in my wrath and I sweep on their path and I stamp them into a grave.

Dreaming of men who will bless me, of women esteeming me good,
Of children born in my borders of radiant motherhood,
Of cities leaping to stature, of fame like a flag unfurled,
As I pour the tide of my riches in the eager lap of the world."

This is the Law of the Yukon, that only the Strong shall thrive;
That surely the Weak shall perish, and only the Fit survive.
Dissolute, damned and despairful, crippled and palsied and slain,
This is the Will of the Yukon,—Lo, how she makes it plain!