Игра со смертью
Ненужность вечного пера.
Стекло дрожит, и ветры весят
Снега, спускавшиеся вчера.
И жизнь, как поезд, остывает
На полустанке, где чиновник
Расчерчивал, что выживает,
А кто идет в оброк - виновник.
Не то грохочущая слякоть,
Не то метафоры бегут.
Нет, не о том, чтоб встать и плакать,
Но о Законе: жизнь – продукт.
Вот Маркс в углу, как тень, угрюмо:
«Рабочий — жилка золотая,
Но капитал, идущий думно,
В расход идет, не уставая.
В обмен на прибыль, дым и сажу
Тут жизнь уходит, как вода.
Её не жалко. Стоит та же
Цена на рынке, как всегда.
Смерть — это издержка, приходно-
Расходный пункт в большой тетради.
И человечно, и бесплодно
Взывать к счетоводу: с чего же ради!
Так лишь от убытка наш постой?
И только прибыль золотая
Творит нас голой пустотой,
В трубе гудя, не уставая».
А вот, с балкончика, над бездной,
Где Ницше гордо там стоит:
«О, жертва! Долговечный, звездный,
Свидетель, чья Воля здесь не спит!
Величие! Оно, как мрамор глубоких свай,
Рождает иерархию безумных цен.
Смерть — это сверх-лихой трамвай,
Что рвёт культуру из измен.
И если кто-то пал велико,
Он не погиб, он — только Столп.
Ищите в жертве смысл великий,
Как нарицание для мирных толп.
Не заглушил! И пусть покойник
Не стонет: он себя отдал.
Смерть — это знак, а не отбойник,
Она — начало всех начал».
В прихожей Милль с утиной миной,
Под зонт подсунув Благодать:
«Считайте, джентльмены, с суммой,
И счастье надо собирать.
О, Утилити! Когда-то,
В масштабах — польза, и не смей
Считать, что жертва не отплата,
А лишь итог больших затей.
Если большинство воспрянет
От смерти малой, нужной нам,
Тогда расчёт имеет раны
Не зря! Но, Боже, как же там?
Чужой расчет дается просто!
Тут норма — что в росе трава,
Где смерть стоит не так уж дорого,
Когда общественны права».
А Вебер, в шляпе с узким полем,
Стоит у карты, где красна страна:
«Государство — у него монополия
На силу, а легитимность — лишь цена.
Кому, скажите, право дали
Решать, чья жизнь сойдёт с руки?
Всё дело в том, что мы отдали
Решения, упразднив риски.
Смерть — это правовой указ,
Где цель чиста, а жертва — муть.
Когда законно бьют на час,
Уже не видно главный путь».
На сцене Фуко — с фонарём,
Он ищет власть не там, где Меч:
«Биополитика! Она
Уже не казнь творит, а Речь!
О жизнеспособности массы,
О статистике и родах.
Власть управляет классом,
Распределяя смерть в народах.
Кого спасать, кому лечиться,
Кого в карантин, кого — на свет.
Смерть — это параметр и таблица,
Это управленческий секрет.
Жизнь стала объектом учета.
Мы — популяция, не лик.
А смерть — всего лишь квота
В руках чиновника на миг».
И Агамбен, как призрак древний,
Взывает: «Где священный человек?
Homus Sacer! Он — ненужный!
Он — голая жизнь на весь свой век.
Когда исключение — норма,
То право выключает жизнь.
И человек становится кормом,
Пуская раны в свою преджизнь.
Когда лишен всей теплоты.
Ты статус потерял, ты - ноль.
Политика стирает черты,
Имея смерть как ведущую роль».
Чиновник Смерть вбивает в смету.
Он выполняет список действ.
Нет умысла — есть эстафета
По избеганию всех судейств.
А Спенсер, с дарвиновским Логом,
Шепчет: «Отбор, он — благодать.
Пусть слабый ляжет на дорогу,
Чтобы сильный мог вовсю восстать.
Смерть непригодных — санация.
Не надо низших поднимать.
Пусть экономически нация
Не тратится! — а начинает ждать.
Смерть бедняка — рычаг и плата
За естество Большой Игры.
Пусть гибель станет адвокатом
Свободы от немой хандры».
О, Эпос, где Смерть — всего лишь курс!
Где человек — разменная монета!
И не страдание — а парус
На Корабле Большого Света.
Мы молим здесь не плача, но хотим отчета!
Не слез, но права говорить!
Чтоб Жизнь была не голая как квота,
А Личность, что имеет право жить.
27-10-2025
Свидетельство о публикации №125102705519