Над Севастополем

Год сорок первый. Лето. Ранний зной.
Ещё в садах клубилась мирно пыль.
Ещё в груди звучал напев весной,
А не военный гул и звон металла, был.

Он — лейтенант. Ему лишь двадцать лет,
С улыбкой, что горит, как солнце в мае.
Её глаза — живой небесный свет,
И сердце девичье едва не тает.

Они встречались в городе у скал,
Где море шепчет, синим шелком дышит,
Где он о небе ей всегда мечтал,
А ветер песни их вдали колышет.

— «Когда вернусь, построим мы свой дом,
У моря, где сирень цветёт прохладно.
Ты только жди, не плачь ни под дождём,
Ни в вихре бед, что с неба сыплют градом».

Она смеялась — верила, ждала,
Коснулась губ его, как тихой клятвы.
А в небе полоса уже звала —
Туда, где ждут железо и расплаты.

И вот — полёт. Сентябрь. Крымский простор.
Под крыльями — закат и дымный берег.
Немецкий «Мессер» вышел в вираж горь,
Как хищный ястреб, быстрый и уверенный.

Он шёл в атаку. Пламя, крик, обвал.
Металл, как рёв зверей, сжимался в небе.
Он до последней капли выжимал
Свой самолёт, чтоб не сгореть без цели.

И над волнами — вспышка, дым, петля.
Последний крик мотора, вздох и пепел.
Он рухнул вниз, где спит седая мгла,
Где Севастополь молится о небе.

Его нашли потом — в письме строка:
«Жди осенью, сирень твою полюбишь.
Я выживу — и если будет мрак,
Я всё равно к тебе, родная, буду».

Прошли года. У моря — белый крест,
И ветер носит тихие молитвы.
Она пришла — седая, без невест,
Но с тем же взглядом — чистым и открытым.

Она шептала: — «Здравствуй, милый мой.
Я всё ждала, как ты просил когда-то.
Пускай мне жизнь уже почти покой,
Ты вечен в сердце — в нём твоя расплата».

И над скалой, где тянет солоной,
Прошёл рассвет — и стало снова тихо.
Как будто он взлетел над той волной,
Чтоб обнимать её — уже без крика.