Из Былого. 2019. Чуть ироничное

1. «Сострадание»

Быть или не быть?..
– для Гамлета вопрос, чего скрывать,
исчерпан и надуман.
Давно он принял край Небытия.
Тогда о чём душа его манкует?
Смущает призрак.
                Копия отца.
Не может кануть дух не отомщённым.
Не может смертный обрести покой…
О, если бы не это наважденье!
Блуждающее в выемках зеркал.
Не будь его – и:
                Здравствуй, Пустота!
Прими, Ничто, в объятия Свободу!
Бобо мертва! Без всяких лишних «но».

14.06.2019

2. «Свобода как экзистенция между жизнью и Смертью»

Самурай между жизнью и смертью всегда выбирает смерть. Любую! – Это вам не вальяжный Фалес, полагавший, что между ними нет никакой разницы (вероятно, в силу их равной бессмысленности, хотя…). Потому, якобы он и не торопился сводить счёты… А с «хотя» – я о «математике»: Не забудем, кем являлся великий милетец.
Перед его взором мелькали пределы и беспредельное, непрерывное и разрывы. В такой чересполосице смысл обретает кое-какие очертания… Вернее, собственно смыслом оказывается именно их (П-Б, Н-Р) единство. Число, множество…
Самурай…Смерть честнее! Жизнь – насквозь лжива. Как скользкая узорчатая змея. То – кусающая себя за хвост, то норовящая выскочить из собственной шкуры.
Недурно бы умереть самому. Не дожидаясь, когда тебя подвесит на крюк такая же сволочь, или когда сердобольные садисты-гуманисты станут менять на твоём овоще обосранные памперсы. Какой-никакой, а акт свободы. Достойный, пусть и сомнительного, но духа.  Ведь нас никто (Ничто?!) не спрашивал(о), по поводу нашего же рождения (вкупе с творением). Точно также и смахнут нас с этого сукна (доски, сцены…) неизбежно и, опять-таки, без какого-либо согласования с нами. Балаганчик, одним словом.
А вот тут-то к месту и возмутиться! Да закатить цыганочку с выходом, a la Мисима. Улизнут ведь всё одно не удастся… Да и зачем?! Ради дальнейшего участия в этом фарсе? До трагедии он как-то не дотягивает – Музыку, Ницше – Музыку!
Выборы в обманке жизни – мелочь. Суета сует. Вот выбор смерти… С Вызовом! Не Смерти, а закланию. Но прежде всего обманщице-иллюзии. Жизни! С её соплями о «соловьях на рассвете» и «вершинах любви».
По первое: не цепляться за жизнь. Она того не стоит!
Ну, и – Честь… Как То, чем мужчина не поступается. Прежде всего, когда вопрос ставится ребром. Если «дело чести» проиграно, жить дальше точно не стоит. Такое дело, как на «орла и решку». Проиграл – на Выход! А потому и само дело должно быть безнадёжным. Как вся эта жизнь. Или, точнее, как это издевательство.
Тем более, что… – хотя это несколько и снижает значимость подвига.
А что же религиозные догматы? Ну, да – ну, да… Человек насквозь парадоксален! Настроение-с… Эрос и Танатос.
А вдруг!? А вдруг «это» ещё не всё?! И… Ну, не в ад, так по карме.
А погаси все желания-подвязки – глядишь, сансара и прекратится.
Не нравится Будда, давай по Плотину. У того – не радикальный Нигилизм, а только Апофатика.
И парадоксальна у Плотина Душа, а не природа как таковая. Низшее в душе (человеческое, собственно природное) обращено к материи. К плотности и темноте. Вот вам и свод пещеры. Зеркало. Мир теней-призраков: демонов, людей, животных, растений и минералов.
Высшее (в ней голубушке – в Душе, значит) причастно божественному и обращено к духу (бесконечности и свету, стало быть).
А отчего это Арсений Николаевич Чанышев, так взбрыкнувший своим трактатом о Небытии, не привечал неоплатоников? А ведь не привечал! Почитайте его «истории философии»… За их непоследовательность? За то, что вместо одного зеркала, подсовывают другое? Или они явились ему укором за собственное «трусомыслие». Мальчики-угланчики, кролики-колики…
Держите Кролика! Убейте в себе труса…
Мальчики… «А был ли…». Ну, раз ворохнулся Пушкин, да ещё в «Борисе Годунове» – воздадим и ему.

«Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья –
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог».

Это – из «Пира». Не платонового, а того, который «во время чумы». А «чума»… Чума – метафора. А то и символ. Здесь – Жизнь. Вся! Вся История наша. Человеческая. Все мы – на «пиру». Жизнь – пир Смерти. Ну, а мы… У каждого своё отношение. К этому. Когда прижмёт. Луиза, Мери, Вальсингам…
У Вальсингама – вызов, бесстрашие. А вызов-то – кому? Смерти?! Или – Жизни, с её обманками и неизбежной плахой с топорами в итоге. Или – прав Фалес? И Жизнь – всего лишь Смерть, растянутая в умирание. Мнимая беспредельность.

«Годунов»… Метания Бориса. Не только…
Возьмём хотя бы это место:

Всё тот же вид смиренный, величавый.
Так точно дьяк, в приказах поседелый,
Спокойно зрит на правых и виновных,
Добру и злу внимая равнодушно,
Не ведая ни жалости, ни гнева...

Ну, это – слова Григория Отрепьева (сцена «Ночь. Келья в Чудовом монастыре»). А почто вспомнилось? «Добру и злу внимая равнодушно…». Здесь, якобы о душевной чёрствости и аморальности, а не о плотиновой аскезе и созерцании.
А в «Памятнике (спустя одиннадцать лет – за год до… а «Пир», кстати – в 1830-м, как бы посерёдке), почти самоцитата, но с иным посылом:

Веленью Божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.

А двумя строфами выше:

Нет, весь я не умру – душа в заветной лире
Мой прах переживёт и тленья убежит –
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Трусомыслие, понятно… Доколь в подлунном мире... А ведь и пиитов не станет. Да и самого «подлунного».

Тьмы низких истин нам дороже
Нас возвышающий обман…
Оставь герою сердце! Что же
Он будет без него? Тиран…

Поэт – Другу. В «Герое». В том же, как и «Пир», 1830-м. С завершающим (от Друга): «Утешься».
А ну их всех! Самураев, Плотина… Хотя Пушкина люблю. Прав оказался разбойник (я о словах из «Памятника»).

14-15.06.2019