Заметки на полях писем Девдурачек

Его письма, равно и художественные работы притягательны недооформленностью видений на грани до овеществления

"Ты явил передо мной чудеса свои – на розоватых вершинах гор, на зеленовато-серых скалах, прекрасных, как замки очарованных королевичей.
Те, кто ближе, видят ясно, те же, кто у реки или в поле – они-то когда узрят эти чудеса Твои? Или те, кто из лесу еще не вышли? Жаль мне их, Господи! Нескоро узрят они чудеса Твои, что Ты так щедро рассыпаешь вокруг.
Долог ли будет ещё наш путь, Господи? Или Ты велишь не вопрошать об этом?
Но куда идем мы, Господи? Где конец этому пути?"

Его трагедия ослепительна невыносимостью ясновидения на пределе терпения сердца

"Сегодня не могу написать Тебе письмо. Очень тяжело у меня на душе. Похож я на птицу, придавленную древесным стволом, однако живу и крылья мои невредимы, разве подавлен и очень устал. (…)
Малышка, не думай обо мне плохо. Я соберусь с силами и вырвусь на свободу. Крылья мои невредимы. Полечу я в очень далекую страну, в край вечной красоты, солнца, сказки, фантазии, в зачарованный край, в прекраснейший край земли и долго на все смотреть буду, чтобы потом могла Ты прочесть это в глазах моих, Ты, маленький мой Девдурачек.
Сегодня не могу написать Тебе письмо."/1906

Его искусство очаровывает неповторимостью мгновенного взгляда в зеркало иного огня

"Я полечу в очень далекие миры,
в края вечной красоты, солнца и сказки,
фантазии, в зачарованную страну,
самую прекрасную на земле. И буду
долго, долго смотреть на все,
чтоб ты обо всем прочитала в моих глазах..."

*В кавычках отрывки из писем Чюрлёниса, «Девдурачек», а также – «Казбечек» или «Ари» – так Чюрленис обращается к юной Галине, которую он обучает музыке, дочери Брониславы Вольман.

"... хорошо забыть, откуда ты и куда идешь, как тебя зовут, и смотреть на все глазами ребенка. А когда это кончается и  приходишь в себя, становится жаль, что так давно уже живешь, так много пережил... Если бы можно было жить так, с постоянно раскрытыми глазами на все, что прекрасно..." - а это из письма жене. Она пыталась вернуть его в наш взрослый мир, поместила в клинику в Варшаве. Но для этого он сам должен был бы сделать шаг обратно. Как отметил Скрябин: "...он не хочет, чтобы его сон стал реальностью".

А кто хочет? Ван Гог? Пикассо? Сальвадор Дали?

Всё-таки это хорошо, что мы сегодня не на Солярисе, что здесь Евангельские обетования не магические формулы, а Бог не машина по исполнению желаний.