Елизавета

                « Е Л И З А В Е Т А »
                р о м а н    в    с т и х а х
   

                ПРОЛОГ

Когда над небом пропоет
Тройную славу птица голубь,
Вершитель внемлет ей полет
И тайну жизни приоткроет,
И белый голубь полетит
Над лесом, реками с морями,
Неся оливковую ветвь,
И, Бога в сердце прославляя,
Он будет петь позыв и песнь,
Чтоб все народы радость вняли.
Подобно Духу он летел
Под солнцем и светил мерцанием,
И под крылом его свой век
Кончала ненависть с страданием,
Где были ссоры и вражда,
Рождались мир и понимание.
И, плача под его крылом
От тягот, внемля его зову,
Навстречу счастью и покою
На свет рождается любовь.

Весь шар земной он облетел
Своим апостольским полетом.
Где горя уголь мрачно тлел,
Сковав унынием покой,
Там разбивал полетом он
Оковы, радость возрождая.
Летел он с ветром в унисон,
В народах веру оставляя.

Под ним как сети рыболовные
Мерцали городов огни,
Раскинувшись в лесах и в поле,
В ночи горя, как блик свечи.
В одном из царств, в одном из градов
Не так давно - а может, ранее,
В неровен нашей жизни час
Случился как-то сей рассказ.


                I.

Велик был град, в котором присказ
Случился этот. Его сердце
Столпом под тенью небосвода
Стояло высоко и гордо.
Их этажи, достигнув неба,
Блестели отражением света,
И символ власти и богатства
Манил к себе скитальцев страстно.
Не в силах рассказать о том,
Как много путников стремилось
Туда, покинув свое дно.
Как сии башни ввысь воздвигнув,
В бетонных сводах закрепив
Навеки имя свое гордо,
Патриций свой императив
Оставил в памяти народной.
К нему артерии вели
Со всех концов окраин града,
И день, и ночь по ним плели,
Вняв скорость суеты нещадной,
Куда-то по делам своим,
Удел по дням свой улучшая.
И не было минуты той,
Когда весь город спал покойно.
Моторный рев, сирены вой
Давно стал вечною мелодией.



Сойдя к одной из тех дорог,
От центра устремив на запад,
Проедет путник кровлей столп,
Торговых вывесок парады,
И чем он дольше держит путь,
Тем меньше блик огней мерцает.
И если влево повернуть
От придорожных знаков крайних,
Заедет в тихий он район,
Где еле слышен звук эстрадный,
И ночью в темноте ион
Не осветит аррондисманы.
Там среди четырехэтажных
Найдет он старый ветхий дом,
В котором в суете домашней,
Приняв обет свой под венцом,
Жила семья -
Муж и жена.
Не стары были, молодые,
Не маргиналы, но не святы,
Не бедны, но и не богаты,
Простой семьей была она,
Как все мы - вот такими были.
Глава семейства был Иван,
Его супруга же - Наталия.
Фамилий их не вспомню я,
Работ не назову названий.
Однажды в их сердцах желание
Любви дать плод своей зажглось.
Зачала в ночь одну Наталия.
Как время плода истекло,
Она, вняв женскому призванию,
В час долгожданный возлегла,
Смиренно с болью родила.

Дочь родилась в чете семейной,
И небом жизнь благословенная
Свершила первый вздох.
И материнское стремление
В любовь окутать свое чадо,
От всех невзгод и от терзаний
Его сберечь в ней верх взяло.
Наталья, вняв отцов заветам,
Назвала дочь Елизаветой,
Ибо ее есть клятва - Бог.
Не мнила матерь, что рождение
Даст миру силы к возрождению,
И не читала сонм писаний -
Однажды слышав лишь предание
От старой бабушки, она
Мечтала, как придет пора,
И в честь святой великой имя,
Покров снискав непостижимый,
Родившейся дочурке даст,
И будет та счастливей мамы,
Сим счастьем подарив отраду
И утешение в ровен час.

Мечты истоки позабыты,
Много страстей, надежд разбито
(Как мудро ты, звезда, ведешь) -
Дела давно минувшей присны.
Но это присказка - а все ж
Ей имя нравилось без смыслов.


                II.

Проходит год, один, второй:
Растет девчушка, вскоре Лиза
Идет с ребятами во двор.
Кристально чистая любовь,
Дух озорной, мечты, капризы,
Взгляд первый на лихих мальчонок
Слились в характере ее -
Она как все, еще ребенок.

Прошел дней беззаботных счет,
Пора портфель надеть приходит.
Она хранит в себе еще
Девчонку, радость жить находит.
Первая двойка и пятерка,
Нытье, домашняя работа,
Вновь долгожданный выходной.
Она не лидер, не изгой -
Друзьям веселье быть с ней вместе.
Не видев жизни лжи и лести,
Еще хранит в себе чутье
Любви великой, силы детской.
С чего все началось - Бог знает.
Одно, второе, третье, пятое -
Вдруг постепенно и с мальца
Проблемы начались - решать
Их надо.
Все еще то детство,
Но для нее, как для любых
Детей - и, впрочем, молодых,
Большим казалось, страшным делом,
Хотя серьезностью не веет.
Чуток взрослеет, все ж храня
В себе ребячий дух. Она,
Впервые взяв на свою совесть
Не только в срок выучить повесть,
Но маме помощь, заступиться -
Не начинает, нет, гордиться
(Как многим было б это в прок),
А все ж взрослей еще чуток.
Сложней примеры и задачи,
Стихосложения (как иначе),
По дням растет Елизавета.
Вдруг взгляд, искра, повеян вздох
И нате - первая любовь
(Куда ж без этого).

Она
Почти всего не помнит ныне.
Забытой памяти картины
Всплывают ночью иногда,
Ее терзая до утра.

Неделя, две, год, три.
Черед
Из памяти кинокартинок
Пронесся вихрем и залег,
Оставив радость ей счастливую.


                III.

Окно. Рассвет. Еще не слышен
Гул мегаполиса.
Тишь.
Гладь.
Где-то вдали еле подвижна
поливалка. Благодать.

Она не спит.
А почему?
Столь ранний час, открыты веки.
Лежит без тяготы ко сну,
Глядит на потолок беспечно.
Ей - сколько? - лет уже тринадцать,
А может больше все ж чуток.
В ее мирок спешит ворваться
И манит с детства подниматься
Начало юности ее,
Подняв свой гордый юный флаг.
И я,
В канун сего повествования
Стихом хочу сказать предание:
Как в сердце, все еще живом,
Вдруг пало семя жизни взрослой,
И в думах начали ее
Бродить сомнения подростка.
Все реже мать авторитет,
Охота жизнью насладиться
И легкомыслие юных дней
Родились в сердце ее детском,
Хоть стержень все же сохранился.
Девчонка правилам верна -
Свершив же юный вздох, она
Не видит смысла подчиняться:
Ведь каждый может ошибаться,
К чему ограничения все?
Вздохнув свободою к судьбе,
Манящей юных и незрелых,
Взгляд устремив к веселью дней,
К ее беспечности счастливой,
Она открыла тайну жизни:
Живи мгновением, carpe diem.
Так Млечный Путь ее, как с вымя
Открытых юношеских дней
Полился вдохновением примы
Куда-то в горизонт огней.

Дней юных дум проникновение:
От жизни взять все - вот стремление,
Порой чрез меру бивший ключ.
Забавы, до утра гулянки,
Разгул и дыма вдох, и пьянки -
Так начинался юный путь.
Ей кляли: «Бросила завет»,
Когда в веселье разум скрыло,
Воззвав к себе вздор, слухи, бред.
Чрезмерность - право дело, было.

Потом ей будут заклинать:
Что безответственна, всевольна,
И мало кто сумел понять
Ее природу вседовольную.
Увы, товарищи не правы,
И почему - изволь, скажу.
Хоть легкость дней была отрадой,
Она хранила все ж стезю
Ответа, слова и поддержки,
Ибо живой внутри нее
Взращенный мамой с папой стержень,
И сердце все еще живет.
Ее маршрутом заносило
В «безумие» легкомыслия. Вы,
Сняв маски, жалко поносили,
С ее опоры возносились,
Подняв себя с реалий ввысь.
Глупцы.
Вру - будут те еще,
Кто обличит в глаза торцы
Души неведомой ее,
Но ошибались тоже вы.

- Вот ****ь.
- Тупая малолетка!
- Как смеешь ты позорить мать?
- Ты не хранишь отцов заветы!
        (А сам-то ты хранишь их, дядь?)

В ответ им смех -
Ну, что ж… достойно.
Безумие было для утех,
Однако впрямь ее забота,
А не подъюбочных страстей
И гордых, серых и вальяжных.
Ну и родителей - а чья же.
Да… много ругани пролито.
«А как еще детей взрастить нам?»:
Сказал мне как-то кто-то где-то.

Но канул в Лету тот период,
Когда могла беспечно жить.
Хоть к жизни радость не забыта,
Душа в осколки все ж разбита.
Из сил вновь склеена попытка
Былую радость возродить.
И преуспела - нет сомнений,
Своим путем, но все ж смогла.
Пройдя неведомые тернии,
Покоя блики обрела.

Ее нередко звали глупой -
Хотя (я сам был удивлен)
На фоне вас была премудрой,
Молчав при этом обо всем.
Она сама не знала, что
Была умней, сильнее многих,
Давала скромность ей толчок
К смирению гордости всевольной.
Как дева юная с лихвой
Вдруг стала мудрой и смышленой,
Все ж сохранив в себе порток
Веселья, радости и… горя?
Изъяны сердца бьют ключом,
Ведущим к думе, упоенной
Найти ответ, найти покой;
Искрой страдания вдохновленной.
Что ж было в жизни той девчушки,
Что для своих-то лет «старушкой»
Уже недетское сознание,
Пройдя дурдома бичевания,
Незримых пыток боль, обиды,
Души раскрыв апартеиды,
Обернулось?
Врет поэт?
Насколько правда в нем проснулась,
Желаешь ты найти ответ?
Читай,
Об этом сей сонет.

Какой же девочкой простой
Тогда она нам всем казалась -
Ан нет. Своею простотой
Она от горя закрывалась.
При всем при этом, все ж из сил
Стараясь превозмочь терзания,
Остался мир ей этот мил.
А простота была отрадой,
И сердце чистое, не смрадное,
Не дало семенам гордыни
Взойти - и ранее, и до ныне
Клише и взглядам вопреки
Ее сонм франтов полюбил.

И вроде уличная девка -
Принцессы сердце же Дианы.
Парадокс, не правда ли.
И милость не от сего века
До нанесения в сердце раны
Ей то ли дар, то ли хранит
Еще горячее сердечко
В любви рожденного дитя.

Довольно слов.
Ну-с, человечку
Какая ж выпала стезя?

Ночной раскрыв апартеид,
Она лежит. Ей пишет парень.
Довольно милым и смешным
Был тот малец неординарный.

Но как и что там не срослось -
Уж вы простите, я не знаю,
Да и по мелочи делов…
Читатель будет солидарен.

Ужо и правда для девиц
По нраву будет тот, кто старше.
Вдыхая пение зарниц,
Мечтают о любви без фальши.

И как-то раз - не помню, как -
Подобный шанс ей повстречался.
Я утомил стихами Вас.
Приступим.
Занавес.
Начало.


                IV.

В начале было Слово, Бог
Отверз уста мои, пророча:
- Лишь только грешник свят, живой.
«Святые», ерзая, морочась,
Все не могли сего понять:
Ведь мы! Мы ближе!
Вдруг разбойник,
Насильник
и грабитель
вхож
Сквозь пару слов в небес обитель.
Он неуклюж,
Но плачет с болью:
Он хуже всех. Он хуже всех.
И власть от Неба упокоит
Его,
И ныне «святость» в смех.

Древн; извечная дилемма:
Один смиренно головой
Не смеет взор бросать на небо,
И льстит с тщеславием другой
Себе, самим собой слаждаясь,
И этим чувством упиваясь,
Он боле, более горд собой.

На кухне, улицах, в дворцах
Жива дилемма год за годом.

И Лиза скромною была.
Но не ее друзья, подруги.

Нет, она знала: «Я грешна
Тем, что живу я своевольно,
Что я, быть может, и глупа,
И не дано мне знать науки»

Наука - тяга к жизни, но
В иной и извращенной форме,
Когда не видишь ты покой,
Все хочешь знать ее побольше

Уж вы поверьте - это так.
Я каждый грех твой оправдаю,
Который не содержит зла.

Христос воскрес и все прощает.

Ее компания, знав завет:
- Не пейте, дети, не курите, -
Всем скопом плюнула в ответ
Плевком незримым -
Вместо этого
Они резвились всей толпой
И много пили под гитару,
Под песни из колонки.
Вой
Над сельской местностью пронесся
С колонок пятых Жигулей.
Ругай, и слезы: лей / не лей,
Немного пап и матерей
Все ж пожалею.
Поскорей,
Пока заснули «предки», быстро
Бери ключи
И заводи.
- Блять, сука. Сдох опять транзистор.
Давай скорей через окно.
- Баб Ань, я седня погуляю?
- Мамуль, мы с Павликом в кино.
- Пап, я с ребятами до «Рая».

И упаси святой Господь -
Ничто грешного нету в пьянке,
Пока не буйствует там злой,
И не лежит гондон в канаве
Среди других.
Там молодых
Прощают: юность молодая,
Охота в пляс - пляши, гуляй,
Люби,
Целуй,
Танцуй,
Но в танце
Останься, друг, самим собой.

И Лиза это сохранила.
И Лиза знала это все.


                V.

В один из дней иль в томный вечер
К ней парень зрелых возрастов
Подсел,
Знакомится:
- Андреем меня на улицах зовут.
И Лизе откликом в сердечке
Андрей понравился - хорош
И весел, справедлив бывает,
И в круги старших даже вхож… Крутой.
Неделю повстречавшись
С девчонкой - ей пятнадцать лет
Наступит только через год,
Но дольше сил держаться нет,
И хочет
Юноша скорей возлечь с красивою в постель,
Но «нет» глаголют, онемея,
Ее уста ему в ответ.

Проходит время, и влюбилась
В Андрея Лиза.
Ей любовь
С минутой кажется сильнее,
Быстрее льет по венам кровь
Пока что юное сердечко…
И вот, пора бы человечку
Познать природу слова «боль».

Как громогласны в ясный день
Из черных туч гроза и ливень,
Так Лизе эта злая весть
Пришла:
Андрей на Украине
оставил дочку и жену,
а с ней - ну, так, побаловаться.

И боль, ударив по нутру,
Из сердца в пятки… грусть, подавлена
Девчонка средних лет.
Он обманул ее, любимый.
Она им не любима… нет.

Едва водя полоской в ванне,
Остановившись, вдруг ожив
И бросив бритовку подальше…
так ангел молит за людей.

- Уйди.
Не стала дальше слушать
И дальше быть она с ним. Вот! Какое
Дивное удушье,
Какая сила с ней при том!

Печаль в беседах с той девчонкой,
Что ей подругой речен;,
Что лет уж шесть живет в Молдове,
Печаль в вине растворена.

В веселии юношеских дней,
В басах девятки, в пьяном танце…
… и в книгах. Сборище людей
Не замечало - там украдкой,
На переменах,
Дома -
Там
Она страницу за страницей
Впитала, удушивши страсть,
Осталось лишь чуть-чуть напиться.

Ооо…. Понеслась.
- Тебе пятнадцать!
- Как смеешь ты позорить мать?
- На что же деньги выдавать:
На вписки ваши, пьяны танцы?

И почему-то про Андрея
Почти смолчала дома Лиза,
Но, волю дав своим капризам,
Она в полемику вступила.

- А что такого?! Ну!
- ЧАС НОЧИ!
- Ну погуляла я, и что?!
- Ты глянь, она еще нас учит.
- Ни дня гулянок больше!.. стой!
Она ушла.
Но, как там было и что там дальше -
память лжет.
Вернулась Лиза. Помирилась
с отцом и матерью потом.

И круг гуляний и… уходов,
Полемик, ссор - пошел процесс.

Не принимая ее взрослость,
Не дали девочке прогресс,
Но та их все ж опередила:
И мигом к бабушке свинтила,
Там поживет денек-другой
И вновь вертается домой.


                VI.

Но «нет» твоим страданьям, дево,
И голубок, летев над сим,
Крылом утихомирит вены
Безмолвных чувств твоих своим.

На днях, годков этак в пятнадцать,
Ей повстречался кто-то. Он
Ей в сердце чем-то отозвался,
И вот,
забыла обо всем.

Ровесник ли или чуть старше,
От рода имя же - Максим,
И увенчал ее страданья,
Влюбившись, новой страстью.
Им
Судьба сулила быть немного,
И хоть хорош был и красив,
Но нарциссически настойчив,
И порвал; Элиза с ним.


                VII.

И средь толпы, что с ней гуляла,
Ей повстречался как-то раз
Какой-то новый старший парень -
Звать Юрий с именем «Москва».

И та влюбилась. Очень сильно,
И он влюбился.
Началось
То, что зовут любовью сильной,
И сил ее не превозмочь.
И выдох-вдох в крылатых чувствах,
Постельный пепел на полу,
Их счастье Лизе вместо грусти
Бурлило в венах по нутру.
Всем сердцем та в него влюбившись,
Привычки некоторые взяв,
Как любит девочка мальчишку,
Так Лиза Юре отдалась.

И долго были, где-то годик,
И много чувств, моментов им
Какой-то странною прелюдией
Пред чем-то
Грезились, поди.

Не знать вам, юные гол;вы,
Как страшен был поступок ваш,
Когда ты стала слишком взрослой,
Но истин так и не познав.

Они же в том, что вы до брака,
Влюбившись крепко, возлегли,
И Бог, неведомый когда-то,
Вам наказание попустил.

У Юры крыша чуть поехав,
Дала ей повод плакать вновь,
И то мирились, то уехать
Из них кому-то вновь пришлось.

Свобода, видите ли… Лиза,
Как жаль мне вас двоих, но я
Не в этом очерке повинен,
И ныне только обличать.

Не быть серьезным отношениям
Без почвы твердой под ногой,
Свободе ****ства, попущению
Не быть опорой ни за что.

Что ж, дальше слушай.
Тот, напившись,
Вдруг руку п;днял на нее,
И та, от слез своих умывшись,
Опять простила ему все.

И прежних ран ушедших груз
На плечи, в сердце ей свалился,
Когда герой вот этих муз
Ей изменил, сызновь напившись.

Удар.
И нет плеча, куда,
Ей можно выплакать всю боль ту.
Как в странном омуте она,
Как ей уехать почему-то,
Исчезнуть хочется,
Уйти,
Чтоб здесь толпу не видеть эту,
Где он гулял опять, поди.
И Бог послал ей повод этот.


                VIII.

Там, где китайская страна
За белым солнцем и пустыней
Средь гор воздвигнута была
Когда-то мудрым старым сином,
Средь гор и холмиков равнин
Воздвигнут город был Пекин,
Где башни и аррондисманы
Стояли здесь друг к другу рядом.
В ночных ионах светит он
Китайским смогом и движением,
Где рикша и таксист в район
Везут кого-то пьяных где-то.

Здесь Бог поставил быть ей год,
Послав отца в командировку.

Экзамен скоро, школа - все.
Осталась только подготовка.
Всего лишь год, да поступить,
Да всех и тут оставить позже,
Но ей не знать, потом как выть
По этим улочкам придется,
Как ей понравится тот град,
И люди, что живут в посольствах,
И поклониться будет рад
Какой-то юноша тут борзый.

Да, борзый, звать того Максим,
И сильно в Лизу он влюбился,
Но не хотела та быть с ним,
И чтобы он уж отцепился,
Она, не смея сердце ранить,
Всегда добра ему желая -
Старалась мягче быть с ним (вдруг?),
Ведь он и мил был ей, как друг.

Но юный - тот ничто не понял,
И мягкость в знак опять возвел,
И снова стал он ей глаголить,
Что ей, быть может, суждено,
С ним дальше за руку по жизни
Иль хоть до выпуска идти.
И раз за разом этим кринжем
Он углублялся во стихи.
Не понимала Лиза: что
Вообще тут может непонятным
Быть для него?
Но тот свое
Все гнул и гнул,
Как в сердце раны
Ей были выпущены - та,
Не смея быть с ним слишком строгой,
Совсем по-милому глаголив,
Не достучалась до него:
И вот, опять то же кино.

Когда мне голубь рассказал
О чудаке сем - осуждал
Я нехотя его: «Слабак он».
Прервал же голубь:
- Нет.
- А разве…
- Нет, он не слабый человек.
- Так почему…
- Причина есть.
Но не сказал он мне причину,
Что ж парень дров так нарубил -
Хотя и сильный был, и мил ей,
Вот только что-то упустил.

И я, махнув на то рукою,
Пером продолжил вить историю.


                IX.

Пришла пора прощаться всем.
Вздох, выдох, вздох на выступлении.
Звонок прощальный. Фото. Смех.
Улыбки. Радость. И веселие.
Когда по норам разошлись
Те, кто встречал выпускников сих,
Они все вместе собрались
Отметить крайний день их в школе.
Ох, как напился тот Максим!..
Да и другие веселились,
Ему же чей-то грозный пыл -
Вокруг смести все повелел он.
И притаились вдруг друзья,
Иные увели до дома,
Ему же скатертью пора -
Хоть был умом совсем ученый.
Куда идет все ж молодежь…
Но полно. День сменяет ночь.
Элиза вдруг встречает двух
Друзей сего буяна.
- Лиза!
- Что? - отозвалась та в ответ.
- Кончай сии свои капризы!
Смотри, куда же человек
Летит.
- А я при чем тут? - Лиза
Совсем занервничала вдруг, -
Я раз уж сто ему сказала,
Что он не больше мне, чем друг.
- Ну-ну.
- Да полно, провожал он
Тебя раз сто, поди, домой,
А сколько времени гуляли,
А сколько ласковых он взглядов
Ловил с лица, Лиз, твоего?
- Он просто друг! - она вскричала, -
И не люблю я, нет, его!
Да лучше б вовсе не встречала
Максима на пути своем!
Что вы пристали? Да, он мил мне,
Но только - Боже мой! - как друг!
Услышьте наконец!
В бессилии
Вернулись те друзья домой.

- Постой, -
зовет ее подруга, -
услышать хочешь ли ты свет,
что ж так он пьет, что в сердце Богу
так возжелал тебя он?
- Нет.
- А все же.
- Да, давай.
- Включаю.
Она достала телефон,
А там на диктофоне запись.
- А что…
- Тшш! Слушай.
- Ллен-на, т-ты… ты знаешь, что я так напился?
- Нет.
- Хах! А я вот так напился,
что я не вижу Божий свет.
Нет, ты пойми - ты понимаешь,
Я до сих пор все не пойму!
- Что?
- А, ты ж всего совсем не знаешь!
- Не знаю.
- Что ж, я расскажу.
В былые дни Илюше-другу
Приснился дядюшка покойный.
Он повелел молчать, но все же
Тебе скажу я, но как другу.
Он показал чрез двадцать лет
Что ждет всех нас.
Там была Лиза,
И словно - верь, не верь, насрать -
Да только муж я ей.
- Не верю!
- Похуй. Дальше слушай. Да…
Там была ты, там был Антон,
И угадай…
- Что, мы женаты?
- Бинго! - крикнул микрофон.
Вот отчего все не пойму я,
Как с Лизой мне себя вести,
И ты пойми меня - я молод,
Мне эти знаки, эти сны
Как бы дают, но отнимают
И понимание, веру, но
При всем при том - не понимаю
Как жить мне - с ней иль без нее.

- Вот это ход…
И вдруг Элиза
Все поняла без лишних слов.
Вот, отчего она сподвиглась
Стремления получить ее.


                Х.

Максим проснулся в полудреме,
Едва рассвет пал на Пекин.
Он навсегда решил - что более
Ничто не скажет вовсе им.
И голубь тихо мне шепнул:
- Там столько тайн, что книги мало.
И как мне этот паренек
Себя напомнил - так с досадой.

Он открывает телефон
И видит пьяный бред, строченный
Своей возлюбленной.
«Влюбленный», - и с отвращением бросил он
Тот телефон.
Но вдруг, очнувшись,
Он взял обратно его и
Ей дописал:
- Забудь все.
Точка.
И будь, что будет.

Фонари
Уже гореть вдруг перестали.
Он смотрит в град сей чрез окно.
- Какая чушь…
- Пошло все, - плюнул,
И отошел он от нее.

Но что за вздор! Пошел экзамен,
А та глядит так на него,
Как будто барин перед вами,
Как будто влюблена в него.

«Нет, проходили», - обернувшись,
Он отошел от ее плеч,
Не поздоровавшись, вернувшись
К своим друзьям.

- Не смей к ней лезть.
- Без вас не в курсе ль.
- Говорили мы с ней давеча о тебе.
- И что?
- Любовь, поди, не лечат,
А все ж держись, брат, в стороне.

Что Лиза? Этого мне голубь
На ушко так и не шепнул,
Лишь рассказал, что очень вскоре
Она общалась с другом.
Друг
Пришел к Максиму в удивлении:
- Она сказала про тебя.
- Что говорит?
- О сочинении. Что волновалась за тебя.

Максим присел. Достал сигару.
- Не-по-ни-маю я ее, -
Но тут же, сплюнув, разорвал он
Ту сигариллу
И ушел.

“Да что за люди - эти девы,
То «отвали», то «приходи»”, -
Так молодому парню темя
Сверлили дерзкие мозги.

“Нет. Полно. Подкачу - и то же,
Довольно. Хватит мне ее”.
В таких он думах невеселых
Вертал с экзамена домой.

Та все глядит. Может, заметит?
Заметил, раза три иль два.
«Да что глядишь?», - так ей ответил
Максим бы, слов если б набрал.


                XI.

Прошел едва ли полумесяц.
Спешат родители столы
Накрыть уж повзрослевшим детям
И проводить их до двери.

Максим и друг его Никита
Решили в армию уйти
И послужить родным ракитам
Во благо собственной страны.
Один - в военное морское,
Второй в пехотное пошел.
Прощались крепко там два друга,
А бал им вовсе не зашел.

Он не зашел, поди, и Лизе.
Когда мне голубь показал
Ту фотографию, где с призом
Она стояла - видел я,
Как едва в;села девчушка.
«Мда…», - только я подумать мог.
И голубь шепчет мне на ушко
Историю дальше без нее.


                XII.

В то утро улетел герой наш
В Москву.
Она через два дня.
И голубь нехотя сказал мне:
- Они увиделись. Но та
Его отвергла вновь, как прежде.
Тут я взглянул с улыбкой. Он
промолвил:
- Год прошел, из нежной
Их разговор стал ярый спор.
И поругались они оба.
Забыли.
- Все?
- Нет, нет, не все.
Но больше он и полуслова
Мне не сказал - что ж там за спор.

                XIII.

И вдруг знакомый старый Юра
Сызнова с Лизой замутил.
Они сошлись.
И все по-новой.
То разошлись, то вновь сошлись,
Пока не съехались в квартире
И жить не стали оба там.

Максим забыт, как и иные,
И служит… служит где-то там.


                XIV.

Когда пора военной стала,
Февраль двадцать второго шел,
Максим был в армии, и стал он
Ждать своей очереди в бой.
Но не доехал до границ он,
Не увенчал он славой присну,
Через полгода вдруг его
Из армии гонят ни за что.
То ли какому генералу
Он слово дерзкое сказал,
А может просто хулиганил -
Таков дурной ведь его нрав.
Уволен.
Точка.

Вдруг он Лизе
Письмо короткое прислал.
- Привет. Мы прошлое забыли?
- Забыли.
- Ну и славно.
Я чего пишу - Пекин вновь в сборе.
Ты не стесняйся, приходи,
И ухажера - того Юру
С собой, конечно же, веди.
Что ж он писал - организатор,
И всех и каждого созвал,
Да плюнул он на те терзания
И Лизе тоже написал.
Та не пошла.
- Нет.
- Ну, как хочешь.
И веселились без нее.

Проснулись в утро то вдруг очи,
И понимают: «Это все».

И вдруг нежданно объявляют
Мобилизацию в стране,
Максим повестку получает
И уезжает, ныне всем
Произнеся:
- Простите, братцы,
Коль где обидел вас я. Вы
Навеки други мне, и память
Я сохраню о вас, о всех.
Но ничего не произнес он
И ничего не написал
Своей Элизе. Та смущенно
Смотрела: вдруг он написал…
Но злая весть и к ней приходит:
Максим уехал на войну.
Молчание. Нету строчек. Пусто.
Оффлайн. И нету ничего…

Мне голубь прошептал на ушко:
- А Юра от нее ушел.
И все тогда, конечно, понял.
Уехал Юра на войну.

А чрез неделю возвращают
Максима с фронта. Он пришел,
И лишь «Спасибо» всем желаниям
Сказал, понять дав: «Я живой».

И вот одна сидит Элиза,
Ни с тем, ни с этим, ни с другим.

Покрыт был вечер тихой ризой,
И как, скажите, дальше жить…



                ЭПИЛОГ

И голубь мне шепнул на ушко:
- Развесели, дружок, подружку.
И я, посланника сего
Послушав,
В руки взял перо
И написал четверостишья три.
Всего лишь, Боже, три!

И солнце щек ее коснулось,
И строчка розовела пунцем,
И сердце словно ожил;,
И Бог любовь вдохнул в нее.

И Лиза встала у окна,
Открыв,
В лицо ей отдала
Прохлада.
Пение, тишина.
И в этот миг, вздымав дыхание,
Она, сияв благоуханием,
Вдруг пробудила тягу к жизни,
И каждый вздох
Пронизан мыслью:
Сим чаром жгучая любовь
Вскипала кровь,
Но вот, в забвение
Окутав,
в холод ранних пений,
Она, сияя у зарниц,
Вдыхала пенье белых птиц.

Одна из них,
Слетев с деревьев,
На подоконник села и
Отдала ей оливки ветвь,
Как весть благую Херувим.



24 июля 2024 года