Агасфер не знает

* * *
Осторожными лапами зверя,
научиться ходить между строчек,
осторожными лапами кошки, –
по над всем, что им люди пророчат,

осторожными лапами зверя, –
ты пройди, над величием прошлым.
Осторожными лапами зверя, человеку
потом ты расскажешь, и арабу, иль
может, — еврею...
(Автор Стихи.ру Эдсгер Кнут)



Зигзаг удачи — ставка на zero!
Судьба —
весьма занятный аниматор,
мы мерим жизнь жетонами метро, –
нас в сутолочь уносит эскалатор.
Там встретишь Агасфера злую тень,
в его глазах застыла скорбь и мука,
подумаешь:
ну что за дребедень,
какой звездой в подземке Кали-юга?!
Он бросит на тебя гнетущий взор,
и ты готов сквозь землю провалиться,
и миража полупрозрачный флёр
очерчивает смутные границы.
Маршрут скитальца пеший, не прямой,
вояжем длящийся тысячелетья,
аиду облегчит наш метрострой,
подземку оснастив электросетью.
Тут музыка внезапно зазвучит
откуда-то из стен, — фортепиано!
Или лабают соло скрипачи…
Иллюзия... обман... фата-моргана...
В чужой душе не без потёмок! Нет...
Ни факел не поможет, ни лучина, –
там стих другим умением воспет,
совсем иной дуальности вершины.
Нет, — не прокатит...
Думай о себе, –
твори с энтузиазмом пионера,
не жди медальки в скудной похвальбе,
она и даровитым — полумера. 
У каждого в руке своя лишь «кисть»,
чтоб рисовать свою картинку мира,
и неспроста ты слышишь слово «брысь»,
когда замыслишь внаглую натырить
каких-нибудь изысканных штришков,
чтоб "фронтиспи́с" размалевать занятней
у своего  из множества мирков.
Забудь! Не смей... оно и так понятно, –
захочет кто "сокровище" делить,
хранимое практически с рожденья?
А подмалёвок пошленький – delete,
когда разброд души с воображеньем.
Стирай, не бойсь! Оттачивай мазок,
твори шедевр по личному эскизу,
забей в айфон классический музон —
Бетховена,
письмо его «К Элизе».
Старайся все нюансы уловить,
приплясывай, вдыхай поглубже воздух,
ныряй в лагуну истинной любви…
Изображай фактурно и не плоско,
а так, как нынче принято, — в 3D
мирок своей мечты и устремлений.
Пусть будет по-весеннему — verden!
Там вера, словно перчик халапеньо,
щекочет все рецепторы внутри
и разжигает чувственность жаровней,
чтоб было что отверженным дарить, –
чтоб становиться проще и духовней.
И всё ж любовь спасает от невзгод!
Как Агасфер, —
в томительной печали,
слоняйся по вокзалам... взад-вперёд...
«Спасителя узреет он», – сказали.
А раз сказали, — так тому и быть,
пусть будет старцу маленькое чудо.
Как заарканить прихоти судьбы
ни Агасфер не знает, ни иуды.




Иллюстрация — репродукция картины австро-венгерского художника-символиста Адольфа Хиреми-Хиршль «Агасфер на краю света» (1888 год). Художник изобразил Агасфера в образе измождённого старца в рваной одежде. Агасфер стоит среди льдов, куда его занесла судьба, рядом с ним — фигуры Смерти в красных одеждах и Ангела Надежды в образе сияющей девы. На переднем плане лежит молодая девушка, которая, по мнению художника, олицетворяет собой мёртвое человечество.

* zero — выгода банка при игре в рулетку; если шарик упадет на zero, то всё, что ни поставлено на столе, принадлежит банку без расчёта; однако, если перед ударом на розыгрыш, вы поставили на zero, и если оно сыграет, то вам заплатят в тридцать пять раз больше.
** Кали-юга — четвёртая из четырёх Юг. Ю́га с санскрита буквально означает «пара», «ярмо» (лат. iugum) в космологии индуизма — это эры. Но сама Кали-юга тоже делится на «малые кали-юги», после которых в пределах каждой «большой» Кали-юги возможно реальное возрождение на определенный срок. В каждой последующей из Юг внутри цикла понимание истины и нравственность уменьшаются, а невежество растёт. Каждой юге предшествует период, названный в Пуранах сандхья — «сумерки», или переходный период, а за ним следует другой период такой же продолжительности, называемый сандхьянса — «часть сумерек»: каждый из них равен десятой доле соответствующей юги. Конец Кали-юги должен ознаменоваться появлением Калки, 10-й аватары Вишну, очищающего мир и начинающего новую маха-югу.
*** аид (еврейск., жарг.) — еврей
**** verden (исп.) — зелёный
***** халапеньо — средних размеров перец чили, который ценится за ощущения при его поедании от «тёплого» до «горячего»

        Агасфе́р (лат. Ahasverus), или Вечный жид — легендарный персонаж, по преданию обречённый скитаться из века в век по Земле до Второго пришествия Христа. Фигура «Вечного жида» весьма известна в сюжетах европейской литературы и живописи. Некоторые люди думают, что история Агасфера относится к библейским сюжетам. Однако это не так. Легенда возникла гораздо позже того времени, когда была написана Библия, – а именно — в позднем Средневековье. Имя Агасфера является стилизованным именем царя Ксеркса, которого на древнееврейском языке называли «Ahashwerosh». Впервые оно было использовано в 1602 году в одной из книг. В более ранних версиях легенды персонаж был безымянен или носил имена Эспера-Диос, Бутадеус, Картафил. Однако именно в народной среде герой стал евреем, караемым Христом за весь свой народ, символом которого он и явился. Еврейство, рассеянное по Европе, скитающееся и преследуемое, могло легко дать материал для такого образа.
        Окончательная версия легенды о вечно скитающемся старце дошла до нас лишь в образцах XVI—XVII веков, а вместе с ней и столь распространённое название «Вечный Жид» (лат. «judeus immortalis» — «бессмертный еврей», англ. «the wandering Jew» — «странствующий еврей», нем. «der ewige Jude», чешское и польское «wieczny ;yd» — «вечный Жид»). Суть данной истории в том, что, когда Иисус Христос шёл на Голгофу, изнемогая под ударами бичей и тяжестью креста, он попросил Агасфера дать ему возможность немного отдохнуть в его доме, но тот ему грубо отказал. После этого Агасфер был проклят и лишён покоя. Он должен был до второго пришествия Христа скитаться по свету, не зная отдыха. И только, явившись во второй раз, Иисус может снять с него это проклятие. Вот диалог Агасфера и Христа, обычно входящий, с разными вариациями, во все версии: «Иди, чего медлишь?» — «Я могу медлить. Но труднее будет медлить тебе, ожидая Моего прихода»; либо «Иди, на обратном пути отдохнёшь» (подтекст: Ты Сын Божий, так воскресни после распятия и отдохни на обратном пути) — «И ты будешь вечно идти, и не будет тебе ни покоя, ни смерти»; либо «Я пойду, но и ты пойдёшь и будешь Меня ждать».
        В образе Агасфера воплотилось и представление средневековых людей об евреях как народе, постоянно меняющем место проживания, не имеющем своей земли, но при этом не растворяющемся в других народах и поразительно сохраняющем свою национальную и религиозную идентичность. Особое положение евреев в средневековой Европе, их обособленность, их умения, знания, а также тот факт, что это — народ Писания, заставляли смотреть на них, с одной стороны, настороженно, а с другой — восхищённо. Именно из этого народа мог выйти человек, который преступает закон всеобщей смертности и ждёт конца света, чтобы лично присутствовать при этом событии, получив вместе с ним своё освобождение. Агасфер воплощает собой противоречивость человеческого существования. Это сложный образ, — обычный обыватель, вдруг ставший фактически бессмертным. Он грешник и недоброжелатель Христа, одновременно несущий в себе тему покаяния и примирения с Христом, когда тот его простит на краю мира. То есть в основе этой легенды лежит парадокс, притом двойной: добро и зло сменяют друг друга дважды… Какой человек не хотел бы жить вечно? Бессмертие — давняя мечта человечества, в истории Агасфера она оборачивается проклятием. Однако потом это проклятие обернётся милостью.

Post scriptum:
Игорь Бирюков "Являясь"

Мальчик, поговори с ним. Силы найди, слова.
Знай, что его забудут, если о нём молчать.
Деву Марию страшно мучает голова,
значит от человека ей не дано зачать.

Ты уже взрослый мальчик, сам понимаешь как
люди в бреду рождают веру и прочий вздор.
Чёрт! А близнец напротив в зеркале – добрый враг.
Ты с ним легко вписался в крово-смешащий хор.

Рот открывай синхронно, жёстко насилуй звук.
Может тебе позволят вскоре мочить манту.
Боже! Но тот напротив в зеркале – злобный друг.
Спрятан внутри надёжно, хоть и не по нутру.

Мальчик, стирай из библий всяких продажных стерв.
Если б любил, поверь мне, сам бы усох и сдох.
Все мы на свет являясь, падаем в общий хлев,
чтобы потом внезапно вышел один, как бог.