Беневша - 6

                6 глава.
Тишина ночи была густой, как смола. Она пронизывала комнату,
нарушаемая лишь прерывистым дыханием внука. Бабушка не смыкала
глаз. Хрупкие, в прожилках руки ее не знали покоя: то поправляли
край старого тулупа, то, замирая, едва касались влажных от
слез ресниц мальчика.
 Он спал беспокойно, маленькое личико искажала гримаска боли. 
Даже в забытьи его тело помнило горе – тихие всхлипы, похожие
на жалобный писк птенца, выпавшего из гнезда, вырывались из
сжатых губок. Каждый раз, как он вздрагивал или глуше всхлипывал,
ее сердце сжималось в холодный комок, а по щеке скатывалась
холодная и горькая капля.
 Жалость к нему была острой, как лезвие. Она пронзала усталость,
пробивала стену собственного отчаяния. Тяжелые мысли, мрачные
и неотвязные, как ночные тени на стене, ползли в голову.
Они клубились, принимая знакомые, мучительные очертания:
пустое место у окна, недосказанные слова, ощущение зияющей
пустоты там, где еще вчера было солнце. Горечь подкатывала
к горлу, сдавливая его тугой петлей. Слезы жгли глаза, но
она их сжимала, кусая губу до боли – мальчику нужна была
ее сила, а не слезы.
 Взгляд ее упал на луну, холодную и отстраненную, льющую
мертвенный свет на пол. Он серебрил край шубы, подчеркивая
хрупкость спящего плечика.
 «Надо смириться…»- прошептали ее губы, но слова повисли в
воздухе, пустынные и безжизненные, как пепел.
 Смириться? Как смириться, когда реальность – это, острые
осколки разбитого вдребезги счастья, и каждый вонзается в
самое сердце? Она лишь крепче сжала маленькую ручку внука
в своей, словно пытаясь укрыть его от невидимого ледяного
ветра, дующего из будущего. А ночь тянулась, бесконечная и
безжалостная, отмеряя время к новому дню, несущему не
облегчение, а лишь продолжение боли.
 Наутро Мурад проснулся, потянулся и улыбнулся бабушке,
которая готовила на печке что-то ароматное. Потом его
взгляд беспокойно заскользил по знакомым углам комнаты.
 - Бабушка, а где мама? – спросил он, и в голосе уже
прокралась тревожная нотка.
 Он приподнялся, окинул комнату внимательным, ищущим
взглядом – везде пусто… Мамы не было. Сердце екнуло.
 - Она… за водой пошла? – снова спросил он, и в этом вопросе
была уже не надежда, а мольба о самом простом, понятном объяснении.
 Просто за водой. Скоро вернется. Вопрос словно кинжалом ткнул
бабушке прямо в сердце. Она замерла, спина вдруг одеревенела.
Что сказать? Какой ответ не разобьет его мир в дребезги?
Слезы – непрошенные, предательски выступили на глазах медленно
поползли по морщинистым щекам. Комок поступил к горлу, перекрывая
дыхание.
 - Бабушка! – Мурад привстал, его глаза округлились от испуга.
 – Ты чего плачешь? Чего?
 Бабушка попыталась сглотнуть ком, открыть рот, найти хоть какое-то
слово – ложь утешительную или горькую правду.  Но язык будто прилип
к нёбу. Мысли метались в панике. Сказать? Какую правду? А там, как
она швырнула его, полуживого, у дороги, как отвернулась и ушла?
Жгучая волна бессилия и горечи подкатила к горлу. Она судорожно
сжала губы, пытаясь сдержать рыдания, но плечи предательски
вздрагивали. Сдержать слезы было выше её сил.
 Мурад увидел это. Сначала растерянность, потом страх, а потом –
осознание. Не полное, не ясное, но страшное. Мамы нет.
И бабушка плачет. Значит, случилось что-то очень плохое.
Его глаза наполнились слезами, губы задрожали.
 - Мамы не-е-ет! – вырвался у него первый сдавленный всхлип,
перешедший в громкий, безутешный плач.
 Бабушка не выдержала. Ее собственные рыдания прорвались наружу.
Она бросилась к внуку, схватила его в охапку, прижала к себе изо
всех сил, трясясь от беззвучных рыданий, прижимая его голову к
своему плечу, как бы пытаясь спрятать от ужаса.
 - Хочу к маме! – закричал Мурад дико и пронзительно, будто его
резали, - Отпусти! Ма-а-аму хочуууу!
 Он начал вырываться с недетской силой отчаяния.
Бабушка, ослабевшая от горя, едва удерживало его корчащееся тельце.
  – Дай мамку! Дай!
 Он, наверное, вспомнил, как он вчера с ней расстался на дороге,
и сегодня решил догнать ее               
То, что прошли сутки, он наверное не осознавал.
 Один резкий рывок – и он выскользнул из ее дрожащих рук словно
ошпаренный и пулей вылетел из комнаты.
  - Мурад! Стой! – хрипло крикнула бабушка, спотыкаясь,
поднимаясь с колен.
Горе сменилось ледяным ужасом. Она бросилась за ним, ее старческое
сердце колотилось, грозя разорваться. Пустота комнаты оглушала,
оставаясь лишь эхом детского крика и стука захлопнувшейся двери.