***

Я совсем позабыл, что в чашке остался чай,
и что чайник давно вскипел и уже остыл.
Я закрылся один в квартире и ждал врача,
чтобы он прописал лекарство мне и костыль.
Я совсем позабыл, где я и что вокруг,
и с какой стороны мне светит в лицо луна.
Странный город в окне похож был на Петербург,
состоящий из мяты, золота и стекла.
Я себя поместил во временный карантин —
от него мне сводило челюсть, и ныл живот,
я уже понимал, конец мой неотвратим —
и не нужно бросать в морозный залив венок.

В сентябре я забыл, кто я, а к октябрю —
перестал понимать, кто враг мне, а кто мне друг.
Я молился во сне — Богу ли, фонарю.
Повторяя из часа в час один комплекс букв.

Только врач не пришёл — и я стал таким, как есть:
позабывшим себя и выжившим из ума,
в чашке с чаем не видел чая, а видел смерть,
мне казалось, что вместо ворса растёт трава,
что не лампа стоит, а старый могучий дуб,
не будильник меня будит, а птицы песнь,

я вжимался спиной в горячую твёрдость труб,
с каждым днём становилась шире моя болезнь —

я бы завтра забыл, где у меня глаза,
что находится выше — небо ли, потолок,
слушал, как через батареи течёт роса,
пока ты не пришла в сон мой под эпилог —

и я вспомнил тебя, вспомнил и зарыдал,
тёмный город в окне ожил и стал цветным,
я нашёл те слова, которые рифмовал, —
самый странный тандем счастья и пустоты.

Стал уже ни к чему упавший на скатерть чай —
тёмно-бурым пятном расплывшийся по краям.
Если это прочтешь — просто не отвечай.
Я забыл про себя, чтобы забыть тебя.