Донос

Тишину разорвал звонок. Кто бы это мог быть? Ну конечно же, Али-баба.
Его голос, всегда чуть хрипловатый от прожитых лет, звучал прямо:
 - Свадьба! Друг! Ждёт! Поехали!
Ну кто же откажет Али-бабе? Али-баба — не человек, а ходячий кодекс.
Честь, слово, справедливость — для него не абстракции, а воздух,
которым он дышит. И истории… да, они вьются вокруг него, как пчёлы
вокруг улья. Я согласился.               
Под шатром, уставленным яствами, нас встретили как дорогих гостей.
Хозяин, широко улыбаясь, махнул рукой в сторону свободных мест.
Но взгляд Али-бабы упёрся в дальний угол. Там, за столом, теснилась
кучка «культурных», «солидных» людей. Дорогие часы (подделка) на руках,
лица, натянутые важностью, как барабанная кожа, кое-кто даже в галстуке.
Али-баба прищурился и показал пальцем:               
 - А там? Нельзя?               
 Хозяин, зная нрав гостя, заёрзал:
 - Али-баба, друг… Там вам… неудобно будет. Не ваша компания.
 И быстро усадил нас за другой стол, рядом с почтенным Султаном.
Увидев его, Али-баба расцвёл:
 — Салам-алейкум, брат Султан! Жив-здоров? Знакомься, наш друг! — и
представил меня.
 Мы ели, пили, смеялись. Но угол не давал Али-бабе покоя. Он косился туда,
словно увидел под шатром нечисть.               
 — Выглядят-то как… — прошептал он мне, наклонившись. — Знаю я таких.
Идиоты, что ли? Столпились, как бараны, что, места мало?
 Султан, заметив его интерес, хмыкнул:
 – Что, Али-баба, наша элита тебе глаза колет? Не лезь. Не твоё это болото.               
 Али-баба усмехнулся:               
 – Элита? Знаю я одну элиту — СГТ.
 Султан понимающе кивнул:               
 – Сообщество Голубых Тарелок? Так там половина таких же сидят.               
 — Верно, Султан, верно, — подтвердил Али-баба, и в его глазах зажёгся
опасный огонёк любопытства.
 Хозяин, заметив этот огонёк, подошёл к нам и попросил:               
— Али-баба, умоляю! Не лезь! Пусть сидят!
 Тот обиженно вскинул брови:               
 – Брат, ты что! Я же дал слово! Будь спокоен!
 Хозяин, не веря, но надеясь, отступил. Мы выпили ещё. Али-баба повернулся
к Султану:
 – Султан, пойдём? Интересно же, о чём они там шепчутся?               
 Султан вздохнул:
 – Пойдём. Но с условием: молчи как рыба. Делай вид, что тебе плевать.
Никаких выяснений!
 – Договорились! – Али-баба уже вставал.
 Я остался. Наблюдал издалека, как они подошли к тесному столу «элиты».
Мест нет. Али-баба, не церемонясь, подвинул пару размякших от выпивки тел,
втиснул стулья. Сначала было смешно – Али-баба шутил, они смеялись.
Но постепенно его лицо начало меняться. Щеки дергались, кулаки сжимались
под столом. Я поймал взгляд Султана — в нем читалась тревога.
Я едва заметно подмигнул. Султан тут же вскочил:               
 - Друзья, отдыхайте! Наш друг заскучал без нас! Пора!               
 Али-бабе пришлось подчиниться. Вернувшись, он выдохнул, словно вынырнул
из зловонной ямы:
 — Молодец, Султан, вытащил. Ни черта не понял! О чем? За чью честь пьют?
В какую «честь»?
 Султан отхлебнул чаю, и лицо его стало суровым:
 — Историю ихнего героя слушай. Видишь лысого во главе стола? Как дохлый
барин сидит? Он — звезда вечера. Недавно полез к соседке, дальней родственнице.
Муж её — парень крепкий — врезал ему так, что искры из глаз посыпались.
Ну, наш «герой» не растерялся. Позвал соседа «помириться». Выпили. Гость ушёл.
А этот… разбросал всё в комнате, сломал дверцу шкафа и заявил в милицию:
украли сто тысяч! Конечно, тут без подкупа тоже не обошлось. Мужика схватили —
пятнадцать суток. Потом лысый пристал к его жене:
«Извинись, мол, и я скажу, что деньги нашёл».
Жена, дура, пожалела мужа — извинилась. Он в милицию:
«Ой, деньги под комодом валялись! Заблуждение!»
Дело замяли. А теперь он у них — герой! Чествуют за «мужество» и «смекалку»!»                Али-Баба сидел неподвижно. Потом медленно спросил:               
 – И… никто ему шею не свернул?               
 Султан горько усмехнулся:               
 — Али-баба, в каком веке ты живёшь? Теперь честь — в умении подставить, пакостить.
Мужество — в трусости. Видишь там хоть одного порядочного? А к нормальным
он и не сунется — боится. Свернут ему шею? Да они ему пятки лижут!               
 Али-баба хлопнул ладонью по столу:
 — Ладно. После свадьбы. Разберёмся.
 Я сидел как громом поражённый. Будто провалился в другую реальность.
Хотя… нет. Эти лица я видел каждый день. Просто так близко, так откровенно — впервые.
Но «разборка» не состоялась. Трусливый «герой», почуяв неладное, раньше времени
растворился в толпе гостей. А его вчерашние поклонники, ловя попутный ветер,
уже сидели рядом с Али-бабой и поднимали тосты за его здоровье, за его мудрость.
Ирония была гуще и крепче любого вина.               
 Через пару недель я встретил Али-бабу.
 - Ну что? Нашёл этого подонка?               
 Он с отвращением махнул рукой:               
 — Нашёл. Только руку поднял — а он уже на коленях, ревет, сопли пузырями. Гадко стало.
Руки марать об такую мразь...               
 И тогда я понял. Понял, откуда у Али-Бабы его бесконечный запас «историй». Он их не
просто находит. Он их создаёт. Своим существованием, своей неукротимой, как горная река,
совестью. Он — живой укор. Он — камертон, по которому настраиваются те, кто ещё
способен слышать. Он учит людей жить не по законам «Голубых тарелок», где ложь — доблесть,
а подлость — героизм, а по-мужски. По совести. Просто появляясь там, где пахнет жареным.
Просто не давая забыть, что есть честь, а есть — позор. И порой одного его взгляда
достаточно, чтобы «герои» расползлись, как тараканы от света.