Во французской стороне, на чужой планете...

Кто же автор этой интересной статьи?.. пока не знаю, но она открывает нам еще одну страницу создания известной и любимой многими песни. Которая всегда будет любима студентами.

«Во французской стороне,
на чужой планете,
предстоит учиться мне
в университете...»

Кто не напевал  эти бесшабашно-озорные, азартно-веселые строки из  песни Давида Тухманова с пластинки  «По волне моей памяти» - ставшей неформальным гимном студентов 70-90 -ых годов.
Но не всем известно, что текст этой культовой песни как бы записан со слов бродячих средневековых школяров-вагантов  поэтом-переводчиком Львом Гинзбургом, наполнившим  их ритмами и дыханием современности.

Во французской стороне,
на чужой планете,
предстоит учиться мне
в университете.
До чего тоскую я -
не сказать словами...
Плачьте ж, милые друзья,
горькими слезами!
На прощание пожмем
мы друг другу руки,
и покинет отчий дом
мученик науки.

Вот стою, держу весло - через миг отчалю. Сердце бедное свело скорбью и печалью.
Тихо плещется вода, голубая лента... Вспоминайте иногда вашего студента.
Много зим и много лет прожили мы вместе, сохранив святой обет верности и чести.
Слезы брызнули из глаз...

Как слезам не литься? Стану я за всех за вас Господу молиться, чтобы милостивый Бог силой высшей власти вас лелеял и берег от любой напасти, как своих детей отец нежит да голубит, как пастух своих овец стережет и любит.
Ну, так будьте же всегда живы и здоровы!
Верю, день придет, когда свидимся мы снова.
Всех вас вместе соберу, если на чужбине я случайно не помру от своей латыни; если не сведут с ума римляне и греки, сочинившие тома для библиотеки, если те профессора, что студентов учат, горемыку школяра насмерть не замучат, если насмерть не упьюсь на хмельной пирушке, обязательно вернусь к вам, друзья, подружки!

Вот и все!
Прости, прощай, разлюбезный Швабский край!
Захотел твой житель увидать науки свет!.. Здравствуй, университет, мудрости обитель! Здравствуй, разума чертог!
Пусть вступлю на твой порог с видом удрученным, но пройдет ученья срок - стану сам ученым.
Мыслью сделаюсь крылат в гордых этих стенах, чтоб отрыть заветный клад знаний драгоценных!
Вольный перевод Льва Гинзбурга «Прощание со Швабией» песни вагантов Hospita in Gallia (XIII век).
1970 год.
Всему свое время
Жить, умирать.
Время ягоды собирать.
Время прощаться (и мы уйдем!).
Время в родной возвращаться дом.
Время мира.
Время войны.
Время не спать.
Время видеть сны.
Время великий извлечь урок.
Всему свое время.
Всему свой срок.
Из немецкой народной поэзии, перевод Льва Гинзбурга.
Лев Владимирович Гинзбург — советский переводчик, поэт, автор публицистических книг.

Переводил с немецкого. Сказать, что в стране, только что победившей фашизм, этот язык популярностью не пользовался, значило бы сильно преуменьшить. Любовь к языку с детства привила ему Анни, немецкая бонна, у которой маленький Лёвушка с равным удовольствием распевал по-немецки «Марсельезу», на Первомай и «Светлую ночь, тихую ночь» в Рождество.

Московский мальчик, сын известного адвоката и фронтовик, прошедший войну (шесть лет, включая срочную службу) - эта двойственность станет частью его натуры. Глубочайшее погружение в материал, серьезные историко-культурные исследования, сопровождавшие всякую работу над переводом и простота, отсутствие нарочитого академизма, где надо передать разговорный язык, вроде: «Солдат свой ранец скидаёт, на стол хозяйка подаёт».

Судьба замечательно успешного человека («выездной», цвет советской творческой интеллигенции, обширные связи и дружба со знаменитостями, финансовая состоятельность), и потери, утраты, смерть любимой жены, горечь принадлежности к нации, намеренно истреблявшейся носителями великой культуры, проводником которой выбрал быть. Везде в своих поездках он сталкивается еще и с этим эхом недавней войны - с Холокостом, с болью рассказывая об этом.

Немецкие народные баллады он начал переводить вскоре после кровавой войны с особым чувством, памятуя слова Гейне: «Те, кто хочет узнать немцев с лучшей стороны, пусть прочтут их народные песни».

Однажды он получил письмо от одной женщины, у которой немцы убили дочь, муж погиб на войне. Три года она провела в оккупации. К немцам она прониклась ненавистью, ей казалось, на всю жизнь. Но потом она прочла сборник немецкой народной поэзии в переводе Льва Гинзбурга. И вот что она написала: «Эти стихи спасли меня от ненависти. Не может быть плохим народ, у которого есть такие песни. Не народ, видимо, виноват...»

Лев Гинсбург ушел молодым, не дожив до шестидесяти. Много еще мог бы успеть, но и сделал, сколько иному за десять таких сроков не суметь.
Из воспоминаний дочери Льва Гинзбурга Ирины Гинзбург-Журбиной
«В неизвестной стороне, на родной планете...»:

«Как знать, родился бы Лев Гинзбург в другое время, может быть, он был бы прекрасным и самобытным поэтом. Но в эпоху советского безвременья именно поэтический перевод стал для него единственным прибежищем и возможностью донести до читателя буйство, протест, неповиновение мертвым канонам и догмам, противопоставление радости унылому, ханжескому порядку. Поэтический перевод позволил ему соприкоснуться и как бы «обменяться судьбами» с выдающимися немецкими поэтами — Гете, Шиллером, Гейне, Флемингом, Грифиусом, Опицем... всех не перечислишь.

Переводчик в силу своего призвания должен вобрать в себя культуру, мысль, опыт столетий и одновременно как бы отдать на откуп вечности себя самого, свое частное маленькое «я», сформированное временем.»