Аленький принц

Над моим рабочим местом
Цепь железная висит,
Через ставни, так любезно,
Солнце просится зайти,
Аккуратно притаившись там, где щели.
Я так рад его визиту
Каждый раз, как в первый,
Не припомню, чтоб оно грубило мне,
Или не было щедро своим свечением, теплом...

Сколько цепь ни нагревай,
Она останется холодной.
Сколько волка ни корми,
Он всё равно покинет дом.


Глава 1. Новый - старый мир


Перед тем, как посетить мой кабинет,
Они пахли дорогими итальянскими духами,
Вперемешку с потом,
Я специально запаял затворы окон,
Чтоб они мариновались в собственном соку.

Меня просят подписать бумагу,
Декларирующую вырубку лесов и осушение болот,
Я конечно подпишу,
Ведь в этом, как ни как,
Моя работа,
Давать добро на действия машин
По сокращению числа неровностей маршрутов,
Для заселения туда людишек,
Сельскохозяйственных культур
И разных ниш промышленного прока.
Я раньше был всего лишь инженером,
Теперь не сосчитать забот...

Им мало места в городах и сёлах,
Но эти термины сто лет как вышли в мовитон,
А пункты населения отныне
Имеют букву и серийный номер,
К примеру,
Б - четыре
Или сорок девять - О.

Всё сделано для быстрой и безропотной работы
Роботов - логистов,
Теперь мы можем доставлять лекарства
И другие продовольствия
С невероятной скоростью системы,
Что называют, - "Только свистни".


Оставляя роспись
На трупе некогда чудесного,
Услышал что - то вроде свиста.

Он доносился из подвала здания,
Прерывисто бликуя в пустоте густого воздуха,
Между моим лицом и их свиными рыльцами,
Между моим пером и трупом некогда чудесного.

Оно заставило меня остановится,
Хлопнуть по столу рукой, с немой улыбкой,
И спуститься вниз.

Покинув кабинет хромая, с тростью,
Жестом, я показал,
Что отлучусь за прохладительными винами.
Табличка на двери со знаком
"Микрофон и керст"
Сама же за себя и говорила,
А за меня всё говорил мой жест.

Спускаясь по ступеням, ковыляя,
Стуча об каменные плиты деревянной костью,
Я слышу ласковые ноты завывания
И понимаю их значение,
Посредством самых сложных чувств.

Подряд, ко всем я подхожу,
За мордой разрыхляя,
Лаская пузо и почёсывая уши,
Они прекрасно понимают,
Кто здесь друг, а кто чужак,
Кому бросаться в бескорыстные объятия,
Кому впиваться в шею и глотать
Проныры - лейкоциты,
Раздирая недоброжелателей,
Кормить свои животные инстинкты,
Но в меру позволения, конечно же,
Не стоит опускать манеры, вежливость,
Когда к тебе добры.

Такая вот простая философия собак,
Не я их научил, о нет, они меня,
Таким вещам, как честь и чистота в глазах.

До них я был заблудшим одиноким принцем,
Моё детство было спрятано в подвалах,
В мокрых и решетчатых местах, каналах.

В городе, где страх и ненависть томятся в головах людей,
Где корчат лица, чтобы не сгореть постыдно перед всеми,
Где время загерметизировано стенами и высотой домов.


Глава 2. Ребёнок


В одной из подворотен,
Холодной зимней ночью,
Прекрасною до смерти,
Режущую плоть,
Они нашли чумазого ребенка,
Лежавшего на трубах отопления,
Я разделял их страшный голод,
И, не сомненно, был его решением.

Мы долго друг на друга пялились,
Они пускали клубный пар из пастей,
А я всё думал:
"Вот был бы я на месте вас,
Я бы не стал стесняться".

Они напали резко,
По приказу белоснежной суки,
Исхудавшей от бесчисленных порезов,
Дикой и сутулой,
Но по - прежнему пушистой и великой.

Они мне прокусили шею,
Откусили пальцы,
Сухожилие у пятки,
Я завопил, что было силы, и заплакал,
Их это напугало малость,
Я стал ползти по снегу, оставляя кляксы.

Вдруг, шумы все стали тише,
А картинка мягче, слаще,
Мои уши затопило ватой снежной,
Затемняться стало и,
Я, кажется, устал сопротивляться.

Бережно меня укутала зима
Своей прекрасной колыбелью, -
"Так вот какая ты на самом деле, Королева сна",
Подумал я тогда.

Откуда ни возьмись,
Услышал что - то вроде свиста,
Он доносился из пульсирующих  висков,
Он был сначала близко,
Потом, стал постепенно исчезать,
И я за ним куда - то отлучился.
То место было тише чем сугроб,
В котором я закончил жизнь,
В котором я тихонечко умолк.


...



Но что - то изнутри проснулось,
Закипятилось прямо в сердце,
Оно завыло острой болью,
Открыв глаза я закричать не смог,
Ведь было нечем более,
Заметил, тащат по мощеньям мостовой.

А кровь за мной бегом стремится,
Быстро заполняя щели меж замёрзшими камнями,
Разогревая их границы,
Пыталась догонять хозяина.
Не уж то не хотела покидать меня?
Не уж то привязалась
И, отныне, стало тяжело проститься?

Такое ощущение было,
Я здесь не впервые,
И вправду, расписным пириллам
Петергофского моста
Не удалось себя оставить без внимания,
Пускай, в тот час
Не время восхищаться Петербургом, но восхищался я
В последний раз и на прощание.

Блестит, подумал я тогда.
Заметил на снегу, топлёном кровью,
Что - то острое, блестящее,
Я ощутил его запястьем,
Тонкое, холодное, скользящее.

Схватив сосульку, я вонзил, не целясь, в глаз собаке,
Что меня тащила,
Её визг разрезал толстый слой холодного настила
Воздуха вокруг,
Нарушив это странное спокойствие ночи...

Я вдруг вскочил как угорелый и
Опёрся на холодные пирилла от моста,
Все разом зарычали,
Задергали облезлыми хвостами,
А королева стаи медлить тут не стала,
Её сточенные временем клыки
Вонзились в моё горло с силой,
Я, из последних, крепко
Сжал её худую спину
И опракинулся назад.
Мы на мгновение застыли,
Медлительно кружа, как снегопад,
А может мне казалось...
Я приземлился на неё и раздробил ей позвоночник с тазом.

Она лежала и постанывала тихо,
Тихонечко, не подавая виду, -
"Наверное не просто быть
Достойным вожаком для них?", -
Подумал я тогда,

Нева, уснувшая во льдах
Очнулась раньше времени,
Она оторопела от стеснения,
Поэтому потрескалась не сразу.
Пока я наблюдал, как угасает жизнь в глазах
Прекрасного творения,
Нас окружал неровный шов
И, вскоре, полностью был связан.
Я вспомнил место, там где утихает шум,
Наверное ей там хорошо сейчас...

Рывком, нас резко погрузило в воду,
Меня обняли темнота и холод,
Я слышал тишину.


Глава 3. Дикий ангел


Очнулся я уже в подвале,
Какого - то из зданий.
И лужа крови подо мной засохла,
Здесь так тепло и сухо...

Они там что-то доедали,
Что-то с белыми клоками шерсти,
Перепачканное красным,
В воздухе витала пыль,
А от её величия не стало разом ничего,
Лишь груда мяса.


"Почему я все еще живой?",-
Вопрос завис в просторном,
С запахом кишок, подвале,
Они меня оставили на ужин,
И, чтобы я не спортился,
Заранее не стали убивать.

По - страшному от голода крутило,
Жрало изнутри резцами,
Неужто это ты?
Перерождаешься во чреве моего стенания,
Во чреве моего израненного тела,
Дикий ангел,
Неужто это ты?

Я чувствую твои резцы!
Я чувствую желание к жизни!
Я понял - рвать на части мышцы,
Теплом заполоняя пасть!
Я набивал себя тобой,
И всё никак не мог остановиться.

Прости...

Я понял.
Оттенок фиолетово - багровый
И зверя, и его нутра ,
Он пахнет сыростью
И минеральной прелостью,
Он пахнет словно листья,
Что начинают переход
От старой смерти
К новой жизни.

Я понял.
Оттенок тёмно - красное бордо,
И зверя, и его нутра,
Он, за бурной трапезой и до,
Не убирает крошки с почерневшей скатерти,
Из них рождается еда
По - новой!
Таков закон стола.


Они не стали огрызаться в этот раз
И, оказалось, не хотели разрывать на части,
И даже тот,
Кому я изувечил глаз,
Смотрел, скуля, с покорностью и лаской,
Как на свою воительницу мать,
Дикую, прекрасную.
С тех пор не расставались мы.


Глава 4. Сколько волка ни корми...


Куда бы не вели
Затем дороги дальние,
Мы вместе оставляли
Следы на их аршинах,
От городских подвалов
И до зазеркалья,
К вершинам!

Любовь моя - свобода!
Природа - удивительная сущность...
Она разится вьющими
Потоками невидимой материи,
Склоняя вниз!
Те многолетние, цветущие,
Что развивали органы
В подземном мире тьмы,
Деревья,
А после, бережно ласкает кроны
Лёгкими касаниями,
Мир,
Что притаился в ожидании штиля,
Начнёт движение по - новой,
Как часы.

Она растит здесь каждого
По мере слабости и силы,
Во имя эволюции последней,
В надежде отпустить однажды
Исследовать миры и покарять чужие земли,
Но что - то мы здесь задержались...
А детская дурная шалость
Переросла в надменность, жадность.

Меня пугает метод достижения цели.
У человека есть душа,
Нейронных связей цельная картина мира
И как её не обзови,
Отсюда принципы лежат, манеры.
Я был глупее, чем ишак, подумав так однажды,
У человека есть идея,
А остальное - методы продажи.

Гуляя по осеннему подлеску,
На перевес с ружьём,
Я удивился тишине до звона,
Где птицы?
Где же шелест крон?
Пройдя чуть дальше,
Заступил на плоскость
Ровную, как лист,
Мне стало страшно
От того, куда забрёл.

На тех просторах тишина не даром,
На голой, выщепанной грани
Взагромождаются буграми бесконечные стога,
Их высота невероятна и пугающа...
Чуть шею не свернул пока таращился.

Бескрайняя немая пустота
И, с детства, я впервые очутился в ней.
На пустоте, примерно за версту, стоял ангар,
Его серебрянная крыша выделялась и звала к себе.

На половину подойдя, я понял, он огромен
И тянется вперед за строгими,
Как линии на брюках,
Бороздами поля
Ещё на киллометра два.
Вплотную уперевшись о внушительный замок,
Я обернулся - никого,
Прикладом от ружья его сломал.

Открылась медленно,
А запах вдарил резко.
Они стояли в полной темноте,
Я видел эти инструменты,
Видел скомканную шерсть
И перья,
Кровь,
Как тысячи голов уставилось в моё,
Утратившее мирный сон, с тех пор, лицо.

"Вы недоноски,
Недомерки,
Вы мерзость!"
Не в силах более стоять,
Я скрюченно упал на землю,
Меня трясло,
Я стал ползти по грязи,
Оставляя кляксы
На новом выходном пальто,
Оно на ощупь было в точности,
Как то, что было на задохшейся земле,
Я слышать стал везде
Проклятый свист!
Он резал изнутри меня
И разрезал извне,
Не в силах ничего произнести
Я заревел, как вебрь,
Слёзы потекли сквозь рёв,
Внутри ангара эхом отдалось
И унеслось в его бездонный коридор.

Я там сидел до поздней ночи
И тупо пялился на стены.
Я сам всё это сделал,
И сам всё это уничтожу.


Глава 5. Он всё равно покинет дом


Хотения людей ужасны,
В отличие от братьев наших меньших,
Они разносят эго, как заразу,
И прикрываются за масками приличия.

Я не хочу здесь находиться с вами!
Ваш образ жизни мне до зуда неприятен,
И лучше буду жрать с земли я падаль!
Чем из тарелок с мраморной говядиной.

Ведь вы по сути каннибалы,
Такие же коровы, свиньи,
Вскормленные ленью овцы и бараны,
Как и оставленные вами дети,
Растущие в электросвете,
Ведь вы такие же беспомощные люди, кучка вождилений...
С верхушки пищевой цепи вам пламенный приветик.

Для моих собачек только лучшие деликатесы,
Красное вино из снобов с  послевкусием железа,
Очень вкусно, слюни лезут...
Я насвистываю песенку из пасмурного детства,
И мои друзья срываются с цепи.

Я открываю дверь подвала,
Жестекулируя друзьям:
"Идите, ешьте до отвала,
Пока не будет за глаза!"

Они выходят на свободу,
Снаружи крики, вопли, стоны,
Внутри меня всё сжалось, словно
Я вновь впервые полюбил.

Всё стихло, будто после грома,
Грозы и молний, вихря, шторма,
А воздух пропитался влагой,
Погода вновь благоволит.