Граф из Ада часть 3

Старый граф был мучеником. Никто в свете, ни при дворах князей, ни в салонах, не признавал его графом. Лишённый семьи, титула и состояния, он был вынужден нести жалкое бремя нищего почти всю свою жизнь.Все родственные связи с кавалерами власти были сожжены, как мосты над пропастью нищенства и клеветы.
> Все думали, что он отравил свою мать, отца и своего старшего брата.
> Трагедия началась, когда молодой Граф безумно влюбился в девушку из простой семьи и попросил её руки. Как обычно водится в высшем свете, его родственники были категорически против этого мезальянса. Вскоре после этого девушка погибла в чудовищной автокатастрофе. Бульварная пресса раздула слухи, что это дело рук его старшего брата по просьбе их родителей. Эта трагедия была так запутанно переплетена ложью и интригами, что молодой Граф надолго оказался за решёткой. После его осуждения всё графство перешло в руки Барона Ля Мотье — кузена матери несчастного Графа Де ля Вэ, который, как подозревал Граф, и был истинным организатором всей этой гнусной драмы.
>
> После встречи с Люцифером Граф Де ля Вэ, измождённый энергетикой Князя Тьмы, уснул прямо на ступеньках разрушенного Замка. Ему снился сон, воскрешающий давно забытую всеми трагедию — тот роковой обед, за которым разыгралась семейная драма в Замке его отца...
>

> Воздух в огромной столовой, обшитой панелями из тёмного ореха, был тяжёлым от аромата трюфелей и Шато Марго 1870 года. Свет из массивной хрустальной люстры, висевшей под высоким лепным потолком, разбивался о приборы из фамильного серебра и бликовал в множестве бокалов. На стенах, в тяжёлых золочёных рамах, мрачно взирали портреты предков Де ля Вэ, казалось, уже готовые осудить каждое слово, сказанное их потомками за обедом.
> Молодой Гийом Де ля Вэ сидел напротив своего надменного старшего брата Армана. По краям — властные родители и ехидно улыбающийся Барон Ля Мотье, кузен, одетый с излишней, почти вульгарной, роскошью.
> Брат едва пригубил серебряный бокал вина, поставил его обратно на стол и, не глядя на Гийома, сказал:
> — Гийом, я снова слышу, что ты пренебрёг занятиями верховой ездой. Вместо этого ты провёл утро в саду. В обществе, кхм... садовницы.
> На что тот холодно, но с достоинством ответил:
> — Дорогой Арман, я не садовник, чтобы уделять время лишь тяжёлой работе. И не конюх, чтобы проводить дни в сёдлах. Я проводил время с Мадлен. А её общество, уверяю тебя, куда более просвещает, нежели беседа с твоими кредиторами.
> — Ради Бога, Гийом, не используй такие... резкие слова за столом! Кредиторы. И эта, как ты её назвал... Мадлен. Ты забываешь о своём ранге, mon cher. — С болезненной изысканностью отреагировала мать, Беттина Де ля Вэ.
> Гийом глубоко, но тихо вдохнул воздуха, чтобы сдержать волнение и спокойно ответил матери:
> — Наш ранг, Матушка, не даёт нам права быть тиранами. Я пришёл сюда не для того, чтобы обсуждать мои увлечения, а чтобы просить благословения на брак.
> Закончив говорить, Гийом неловко отложил салфетку в сторону, нечаянно коснувшись фарфоровой маслёнки, отчего прибор тихо брякнул. В напряжённой тишине всем показалось, что ударили молотом по наковальне.
> Тут вмешался отец, Граф Де ля Вэ старший:
> — Благословения? О, Небеса. Мы ожидали от тебя извинений за столь низменное увлечение, а не просьбы, звучащей как ультиматум! — Произнёс он с ледяным высокомерием и повернулся лицом к Барону Ля Мотье.
> Барон с еле заметной вкрадчивой улыбкой обратился к своему кузену:
> — Позвольте, Кузен. Гийом молод. Его кровь горяча. Но мы, аристократы, всегда помним о долге. Жениться на простолюдинке? Это не увлечение. Это унижение для фамилии. Она ведь даже не умеет держать вилку по этикету?
> Услышав унижение в адрес своей возлюбленной, Гийом вспыхнул в гневе, обращаясь к Барону:
> — Мадлен не нуждается в твоих уроках, Барон! Она обладает честью и чистотой, которых нет ни в одном из твоих прогнивших титулов! Она — моё единственное живое сострадание в этом мёртвом мире!
> Здесь уже не выдержал поведения младшего брата Арман. Он стукнул кулаком по столу, и столовое серебро подпрыгнуло, бряцая друг о друга:
> — Молчи, наглец! Ты смеешь бросать нам в лицо слова о чести, защищая эту подстилку? Семья дала тебе всё, а ты хочешь покрыть нас позором! Наш Дом!
> Гийом вскочил из-за стола и, с усилием сдерживая слёзы от обиды, дрожащим голосом произнёс:
> — Вы говорите о Доме? Вы сожгли этот Дом своей гордыней и лицемерием! Вы боитесь не того, что я женюсь на простой девушке, а того, что она, в отличие от вас, не будет бояться смотреть вам в глаза! Я женюсь на ней, и ваши проклятия мне безразличны!
> От этих слов у старшего Де ля Вэ лицо стало пепельно-серым от негодования, и сквозь зубы он прошипел:
> — Если ты переступишь порог этого Замка с этой провинциалкой, ты больше не Де ля Вэ. Твоё имя будет вычеркнуто. Ты будешь нищим изгоем. Ты будешь проклят, как и твой выбор!
> — Я принимаю ваше проклятие! Моя совесть чиста. В отличие от вашей, которая смердит золотом и ложью!
> Гийом, не проронив ни слезинки, но с сердцем, разорванным навсегда, схватил свой плащ и выбежал из столовой. Барон Ля Мотье смотрел ему вслед с едва заметной, но хищной улыбкой, а Арман, тяжело дыша, сдавлено плакал от злости и унижения, наливая себе ещё вина...