помидоры завяли, и встал ребром...

Помидоры завяли. И встал ребром
вопрос о любви к человеку в целом.
Вопрос о сражении зла с добром.
О белом коне и всаднике в белом.

Как только ты отступила в тень,
и внутри дотла прогорела пропасть, —
вопрос о спасении деревень
смешался с тьмою других вопросов.

И вдруг оказалось, что жизнь кипит,
как вьетнамский суп из гнилой селедки;
что борьба с демократией — лучший вид
демократии, чуть ли не крепче водки;

что геям дверьми прищемили права;
что Христос на свастике вышел круче;
что Родина-мать как всегда права,
но ее покупатель — правее и лучше;

что в ходе разборок с толпой пацанов
Бог-Отец избит и забит цепями;
что поставки газа для адских котлов
опять разворовываются хохлами;

что чурки прут муравьиной тропой;
что в Думе — зеленые человечки,
а жизнь — это бой с трехметровой елдой:
кончается ночь — начинается вечер.

А ты как чаинка в котле заварном
для тысячи званых на русское party
сливаешься с ними в осклизлый ком
блакiтно-коричневой благодати.

И уже не заметишь в тени сплошной
когда-то знакомый любимый жест...
И сердце заварит под ризой стальной
общественной страсти густая жесть.