Оливьер
очередями, капустой и калом,
матом, тюками, ментами и паром,
азером потным и урной с пожаром,
кошками, пиццею, рыбой, ворьем,
шлюхами, шубами, шмальцем, шмотьем,
ревом гудков, дребезжанием сцепок,
злобой, цветами, софитами, сценой,
черными толпами, детскими криками,
духом портяночным, пьяными хрипами,
встречей без радости, кровью, вином,
ожиданьем и жирным крестом.
Спит на скамеечке на кольцевой,
в такт поездам шевеля головой.
Каждый обходит и носом поводит,
каждый недоброе слово находит.
Впрочем, а кто я такой — сторониться,
морщиться, фыркать и прочь торопиться?
Жизнь моя разве не пахнет уже
ржавчиной, ложью, жратвой, неглиже,
шлюхами, водкой, слезами, носками,
клятвами, рвотою, скукой, раскаяньем,
шмотками, матом, любовью, скандалом,
дракой, тоскою… короче — вокзалом?
Тают в глазах пролетевшие дни —
как безымянных перронов огни,
рельсы на стыках по сердцу стучат,
тянет механик рычаг наугад,
бьется состав в путевые столбы,
не зная дороги, не видя судьбы…
Что же глаза отвожу я и снова
рвется наружу поганое слово?!
Или вправду настолько смердит кацавейка,
что мне бросила жизнь на вагонной скамейке?
**демон, насылающий ненависть к бедным
Свидетельство о публикации №125102200049