Голоса цвета женственного

           Эпиграф

Из письма М.И.Цветаевой П.П.Сувчинскому (лето 1926):
"Мне плохо жить, несвойственно, непривычно, от главных человеческих радостей — тоска. Как не люблю моря — не люблю любви, хотя всегда пытаюсь полюбить, поверить (поэтам!) нa слово. Ничего победоносного во мне. Полная беззащитность. Открытость раны."
      
            
              ***
            
 

          Введение


Многострадальному цвету яркому
в серебре единиц застывшим
на век,
хочу сложить я песнь печальную,
как сложила храм Искусств она,
словно грек.




            
   Песнь Марине Цветаевой


Вложил в уста девице юной
премудрых слов саванну — он —  и сердоликовый прибой.
Нездешнего словить — она — рукой
морской пыталась,
небесной рифмой
упиваясь,
любя пекуче смерть — сынков её
застывший в пантомиме
вой.
—
"Всю эту жизнь двадцатого долой!"
—




              I.

— Может быть свяжутся?
— Только не здесь. Все
зашиваются, я же на днесь
не плаваю в радостях
отмирного ладана.
Любить попыталась —
звуки слыхала то,
да заглушили вновь сети
паучьими
эха ПервоЯвленной пальцами
крючьими.




              II.

Печь на губах, сечь на
чертах:
эхом кличет народы.
Течь чрез года в
речь — лишь она
открывает
ей Небесные Своды.




             III.

Каждый миг запечатлён:
воскресён и распнут сём.

Красной книги лик прекрасный,
все дыхание твое угасло!
Нет бытья — страданий только
пламя
обжигает душу знаньем
исчезанья в доме всякий день.
Может дом, а может тень?




             IV.

О тайна женщины простой!
О тайна странствия чужой!

Явиться в сумрачном навете,
отверзнув ока вежды —
с древле рети,
и нашептать по-детски
нереченного глагол.
—
Поклон хранителю дубов, поклон!

             ***


         
   Фотография поэта
или
    светская лития.



Одной ногой в полыне смерти
стоит предсудрожной она.
Глаза черны — поникли к тризне
чертной, и
душу бесконечность кругом
извела.


Как нам смотреть в её портрета
истомой скорбный
пилигримов вид.
Да может Небеса её радушно примут и
херувим с мечом
палящим
запустит?


Покойна ныне трудная Марина.
Не слышен землям голос
неустанных лир.
Как трудно осознать всем
жидким —
колбным миром —
убит виной его бессмертья
сердоликов
мир.