День Галича

Бывают  дни  проявления  какой-то  ответственности… 
это,  когда есть  слово  «надо»  и  трёп  вокруг этого  «надо»  уже  лишний.
Вот  и  сейчас…
…9-й  класс.
Урок  литературы.
  Ирина  Алексеевна  Тихомирова.

Уже  весна  и  скоро  лето,  а  тут  Базаровы-Вокзаловы,  «Кому  на  Руси  не  фигово  живётся?»,  да и тема  эта  полусамодеятельная: «Прояви  себя,  товарищ!  Ты  ещё  не  взрослый,  но  уже …»
Над  этим  «уже»  мы  уже  слегка  посмеялись.  При  девчонках  неприличия  не  допускались,  а  между  собой  соответствующие  пакости  считались  за  верх  сатиры  и  юмора.  «Не  амёба…»,  «соответствующий»,  «но  уже  можущий…»,  «свят-свят-свят…»,  «но  уже  продукция  распада»…
«Ториков – Петров,  я  вижу,  вы  самые  бойкие  активисты  теневого  юмора.  Направьте  свои  творческие  струи  в  соответствующие  объёмы. Готовьтесь,  готовьтесь!  Пока  Силина  лерескажет  свой  доклад,  вы  нам  представите  громогласно  своё  видение  семидесятых,  грядущих  годов».
Сейчас  это  кто-то  из  умных  назвал  бы:  «быть  подчинённым трансциклиту»  и  следовать  его  законам,  а  в  те  годы  мы  просто  шли  по детству,  юности  через  дни  и  недели  своей  школьной  жизни.
Ткаченко  и  Величко  уже  сдали  свои  соч_и_нения,  Тверикина  досочинивала,  глядя  в  белизну  потолка,  а  Силина  порывалась  закончить своё  повествование  демонстрируя  классу  благородство  Белинского.
«Это  был  настоящий  большевик…»,  чем  вызвала  очередной  смешок  в  классе.  По  нашим  представлениям,  в  ту  эпоху  конца  19-го  века,  рано  было  говорить  о  любви  к   святой  партии. 
Это  уже  потом,  после  выпускного  и  уже  ближе  к  80-м  Наташка  спросит  четверых  своих  одноклассников: «Что  ж вы  ржали,  паразиты,  как  козлы…  Сказала  бы я  тогда: «предтеча  большевиков  и  коммунис-тов»,  разве  бы  вы  ржали?  Ошиблась, с  кем  не  бывает.  А  ещё  я  ошиблась;  троих  из  вас  я  могла бы полюбить»… 
А  пока  она,  обидевшись,  хлопнула  дверью  и  исчезла  где-то  за  ней.
Мы и не поняли. Только что её аккуратнюсенькая  фигурка  стояла у доски и вдруг испарилась.   Потом  Тимошенко,  сидевший у  окна,  пальцем  показал  за  стекло.  С  третьего  этажа  была  видна  Наташка, решительно удаляющаяся  в сторону леса.  Через  короткий промежуток времени откуда-то  послышался  выстрел  рцжья.  «Силина  застрелилась» -  брякнул  Шурик.  Реплика  была  ужасна, но кстати.  Разрядка  тоже  была  нужна. 
Через  урок  появилась  не  застрелившаяся  Наталья. 
Мы  были  слегка  благодарны  ей  за  выстрел  не  в  её  сторону.
Мы  понимали:  шутки  шутками,  ляпы  ляпами,  а  живой  товарищ,  хоть  ещё  и  не  взрослый – дороже.
После  этого  в  классе  старались  шутить  на  отвлечённые  темы,  вроде:  «синусоидальная  амплитуда»,  «пестик  и  тычинка – не  брат  и  сестра»,  «Ближний  Моздок»,  «Ура_рту», «Антон  Павлович  Эхов»,  «Сон – время  отдыха  от  труда  и  лени»…

Вот  и  сейчас…
Смотрю  в  зеркало… 
На  роже  Хемингуэйевская  щетина…
Какая  школа?..  Какой  девятый  класс?..  Какой  кошмар!..  А  Заказ?..
Смотрю  на  календарь.  18-е  октября!
Какой  Заказ?!  Это  же - Сон!  Сон  с  реальным  уклоном?!
Ирина  Алексеевна  тебе  лично  сказала: «А  с  тебя – Гинзбург!  Доклад!..»
Фантастический  натиск  фантомного  проявления.
Сны – полномочия  ночи!  У  Завтра – преимущество! (события  нового  дня).
Завтра… Завтра?  Завтра  19-е…  Так  Галич  же  родился!..
 
Вот  и  вышло; паранормальная  активность  ночи  продвинула  сегодня  написать  стихотворение  посвящённое  Галичу.
Тихо  царствует  Имя 
на  страницах  надгробий.
Только  Светлая  Память 
не  у  всех  между  дат.
На  свет  этот  белый 
путь  не  сильно  свободен, 
а  уходишь  назад 
безо  всяких  преград
Никто  не  задержит; 
всё  в  меру… до  срока,
Душа  исполняет 
божий  заказ.
Судьба – не  газета, 
но  дни,  будто строчки; 
в  их  бесчисленных  фразах 
вековечнейший  сказ.
Да … всё  не  ново!
Все  дороги – повторы.
Экклезиаст  сказал:
«Всё  округ – суета», 
но  от  власти  Любви, 
от  её  полномочий 
в  Знаке  Жизни  всегда –
за  весною  весна!
    …пройдёт  какое-то  время,  прежде  чем  я  подумаю:«А  тот  ли  это был  Гинзбург,  о  котором  говорила  Ирина  Алексеевна?»   

***