Тень августа 1991 года. Поэма
Когда мы перестанем вспоминать?
Или всё время, как «Октябрь 17-го»,
Он вечно будет призывать?
Бывают коренные повороты
В истории любой страны,
Когда вдруг раскрываются «ворота»
Какой-то мрачной «прошлого тюрьмы».
И в те «ворота» массы хлынут «толпами»,
Снося всё на своём пути,
Всё, что так долго пряталось в подполье,
Выходит из кромешной тьмы.
Вначале радуется весь народ,
Приходят к власти «избранные»,
Но выясняется уж через год,
Что остальные – всего-навсего «призывные».
Расплачиваемся всегда мы сами,
Когда свершаются «великие события»,
Мы к власти привели «своими голосами»,
Тех, кому доверились лишь по наитию;
Голосовали «сердцем», а «не своим умом»
И допустили мы серьёзные ошибки,
Мы это поняли, увы, потом,
Когда оборвались все «нитки».
А началось всё в «августе проклятом»,
Когда народ, охваченный порывом,
Не смог программу выработать внятную,
Поэтому закончилось разрывом.
«Колосс на глиняных ногах» вдруг завалился,
Потом он долго полз от края пропасти,
Пока в «другой стране» не очутился,
«Голодный» и «босой», что стало «новостью».
«Пьём горечь» до сих пор из этой чаши,
Разделены на «комнаты» в квартире,
Всё время делим – «наши» и «не наши»,
Ведём себя как в тире.
К начальной точке больше не вернёмся,
«Стартап» наш оказался неуспешным,
Погибли многие по ходу «бойни»,
И вдовы их так безутешны.
Нам «август» каждый раз напоминает
О бывшем некогда величии страны,
В которой каждый человек «дерзает»
Во имя Бога, а не Сатаны.
Потрачено тридцать четыре года
На осознание того, что мы ошиблись,
Сменилось поколение, народы
С пути сошли и сбились.
Мы ищем выход, но мы не находим
Его не потому, что не хотим,
А потому, что мы без азимута бродим,
И просто от отчаянья кричим.
Пророков нет в отечестве своём,
А, впрочем, нет их и за рубежом,
Поэтому и песни мы поём
Про наш какой-то «специальный дом».
; ; ;
День «путча» помню хорошо.
Когда мой муж домой пришёл
(Мы жили в Алма-Ате),
Под вечер, в полной темноте,
И побежал на стадион у дома,
Где проводился матч, тогда уж «модный»
По большому теннису,
Брать интервью двух президентов*.
Никто ещё не знал, что « путч» в Москве произойдёт,
Страна «расколется» и «новой жизнью» заживёт.
Последующие дни мы наблюдали по TV,
Как танки на колонны демонстрантов шли.
Всего три дня понадобилось людям
(И это было только лишь «прелюдией»),
Чтобы распался наш «Союз великий»,
Где места не было инакомыслию, религиям.
Тогда нам просто «есть хотелось»,
И изменить неэффективный строй всем не терпелось,
Но вскоре стало ясно,
Что «революция» была затеяна напрасно.
Начался хаос и разброд
Как раз под самый Новый год,
Инфляция под 1000 процентов,
Риск «голода» и смерти «пациентов».
Прервал тот «путч» движение к реформам,
И это было сделано так вздорно;
Мы оказались все в «другой стране»,
И непонятно, на какой мы стороне.
Раскол произошёл тогда полнейший
В истории страны «новейшей»,
Приведший к катастрофе колоссальной.
(Да, кто-то всё придумал «гениально»).
С тех пор прошло тридцать четыре года,
«Врагами» стали целые народы,
Которые когда-то дружно жили,
Летали вместе в космос, не тужили.
И кто же виноват в таком распаде?
Ответить сложно лишь при «первом взгляде»,
Прошло так мало времени с тех пор,
И рано выносить нам «приговор».
; ; ;
Всего три дня продлился «путч»,
Когда спустился мрак на Землю,
И, наконец, зажёгся луч,
Вдохнувший в общество надежду.
Когда на «голубых экранах»
Увидели тот знаменитый танец**,
Мы поняли: теперь не рано
Подняться со своих «диванов».
И толпы масс «восставших»
Заполнили две столицы
(Три ночи вовсе и не спавших),
А также городов провинций.
Три дня «перевернули Мир»,
Решили многие вопросы,
И Новый встал теперь «кумир» ***,
Он и ответил на вопросы.
А лидер прежней власти сник,
Вернувшийся из Фороса,
Конфликт его давно возник
В принципиальнейших вопросах.
Нешуточной борьба была,
Когда под танками легли
Три парня (Вечная им Слава!),
И тем войска остановили.
И Феликс**** гордый с постамента
Был скинут в те же ночи,
Когда «восставшие» студенты,
Что так и «не сомкнули очи»,
Его канатами свалили
На той же площади Лубянской,
Как символ прежней силы
Чекистской силы «окаянской».
И «ликование народа»
Настолько было велико,
Что даже мрачная погода
Была воспринята легко.
И люди верили тогда –
Придут «свобода» и «расцвет»;
А в очень многих городах
И лидеров «расцвёл букет».
И Ленинград, воспрянув духом,
Вернул себе названье прежнее,
Стал снова он Санкт-Петербургом,
Забыв совсем «застой» при Брежневе.
Другие также города
Названия вернули быстро,
Самара, Екатеринбург тогда
Понятны стали и туристам.
Из СССР в пятнадцать разных
Республик разбросан был тогда народ.
Теперь последствий грозных
Не может избежать никто.
Суверенитет здесь обернулся
Страданиями всех народов,
Для каждого вдруг «круг замкнулся»
И начались для всех невзгоды.
; ; ;
Нас «путч» тогда потряс настолько,
Что всем нам стало очень горько,
Поскольку власть не поняла,
Как плохи были все дела.
Устроив «путч», те «коммунисты»,
Хотели власть держать лет триста,
Но сами же и подтолкнули
К тому, что «шею ей свернули».
Поскольку лидер был в Форосе,
К нему и не было вопросов,
Ну, а когда уже вернулся,
То строй обратно развернулся.
А демократы-либералы
По-своему оказались правы,
Возглавив массы и направив
Энергию по новым правилам.
И в эйфории все решили,
Когда вердикт свой огласили,
Что будет очень всё легко,
Шагнуть мы можем далеко.
Но быстро «ноги обломали»,
И от проблем таких устали,
И «рынок» наш забуксовал
И ощутили все «провал».
Те, кто затеял этот «путч»,
Отнял надежды светлый луч,
На то, что плавные реформы
Могли бы стать тогда платформой.
И катастрофа разразилась,
Когда на «страны» разделилась
Единая одна «держава»,
Что все республики держала.
; ; ;
Тогда был очень год тяжёлый:
Прилавки были все пусты,
И множество «новосёлов»
Возникло в городах страны.
Ходили толпы по проспектам,
Искали «правды» и «свободы»,
А власти стали лишь объектом
Для наказанья и расправы.
Происходила смена строя:
Социализм «ушёл с арены»,
А «рынок» вышел из-подполья,
Капитализм «залез на сцену».
Вся власть подверглась смене:
КПСС распалась быстро,
Освободив дорогу мелкой,
Но цепкой, впрочем, «оппозиции».
Тот перелом произошёл
Благодаря той «перестройке»,
Что привела, в конце концов,
К последствиям большим и горьким.
Был СССР весьма велик –
Пятнадцать дружно живших «стран»,
Точней сказать, «республик»,
Но был поставлен просто «бан».
Сломалась прежняя вся жизнь,
Сложившаяся в финале века,
В ней был и «ад», и «парадиз»,
Но было «всё для человека».
«Звериные законы рынка»
Сработали стопроцентно,
Интеллигент пришёл в уныние,
А был вчера ещё «доцентом».
Куда деваться – неизвестно:
И стать «челночником» нельзя
Без нужной «хватки», интереса;
Прожита жизнь зазря.
И «забарахтались» все люди,
Искали, чем бы поживиться,
Не зная, что же дальше будет,
И как бы вовсе всем не «спиться».
Учёный стал вдруг маргиналом,
Есть было нечего в стране,
Детей рожать все перестали,
Поскольку были все «на дне».
Всегда во время «переломов»
Приходят к власти «мудрецы»,
И штольцы, а не обломовы,
Берут «правления бразды».
В «лихих» годах нам девяностых
Пришлось так туго «выживать»,
Что не хватило сил нам просто,
Чтоб «дело частное» начать.
А годы быстро промелькнули,
Ко многим старость подступила,
Тогда «активные» (забыли?)
Попали попросту в могилу.
А «выжили» тогда лишь те,
Кто шёл так запросто «по трупам»
И был привержен Сатане,
Не слыша Преисподней звуков.
; ; ;
В те дни мы были «на подъёме»,
И нам казалось, что страна
Выходит из какой-то «зоны»,
Где «правил бал» тот Сатана.
Всеобщим ликованием казалось
Происходящее тогда на площадях,
Особенно в Москве и Ленинграде,
Где также люди оказались «на бобах».
И ощущение какой-то эйфории
Охватывало массово народы,
Когда в речах все говорили
О «новой жизни» без цензуры, со «свободой.
Прошло тридцать четыре года с той поры,
И, глядя на то прошлое сегодня,
Метаморфозу объяснить для детворы
Не сможем – это «снег уж прошлогодний».
Они нас спросят: «Что случилось?
И почему от идеалов отказались?»
А мы ответим, что у нас не получилось,
Остались мы на «стареньком вокзале».
Растерян был запас энтузиазма,
Тот «августовский» яростный накал,
Когда народ буквально зараз
Всё, что имел, он просто потерял.
Приобрести не удалось благополучие,
Жизнь изменилась в корне;
И не было такого случая
Вообще-то никогда в истории,
Чтоб изменилась в одночасье форма собственности,
Капитализм пришёл взамен социализма,
Чтоб люди, что «без чести и без совести»
Обогатились в результате катаклизма.
Мы стали маргиналами в ту пору,
Буквально впали в нищету,
Поскольку потеряли мы опору,
А, значит, социальную среду.
Упорно, но бессмысленно пытались
Занять под Солнцем прежние места,
На «левом берегу» мы все остались,
И между берегами нет мостов.
; ; ;
В такой же мрачный августовский день*****
Произошёл «переворот» в стране,
С тех пор и протянулась тень.
И эта тень накрыла все дороги,
Ведущие из прошлого в «сегодня»,
И породила в сердце все тревоги.
С «тенями прошлого» живём мы и сегодня,
Они нас одолели, спасу нет,
И каждый день мы ждём «подарков новогодних».
И лучшим нам «подарком» будет мир,
Но почему-то он не наступает;
Планета наша превратилась в тир.
Надёжно будем мы защищены,
Когда та «тень» от нас отступит,
«Противники» все будут прощены.
Забылись прежние все наши дружбы,
Забылись прежние совместные дела,
Сейчас нам всем единственное нужно,
Чтоб вспомнить всё, что было прежде,
Когда все мирно сосуществовали,
И вновь вдохнуть «эфир надежды».
Нам «августовская тень» мешала это сделать,
Она рассеяться должна,
Взглянуть нам в будущее нужно смело.
; ; ;
По августу идём упорно
И приближаемся к тем дням,
Когда народ устал покорно
Кивать привычно так властям.
Задевшая всех «перестройка»
Нам показала в эти годы,
Насколько власть стоит нестойко,
Не защищает от народа.
Всего пять лет тогда ушло
На то, чтобы понять простое –
Той власти время уж прошло,
И раскачался весь «отстой».
Упала она наземь тут же,
Как только «лидеры» пришли,
Как будто вынырнув из «стужи»,
Другой дорогою пошли.
И в августе так откровенно
Заговорили громко очень,
И власть тогда почти мгновенно
Сменилась в середине ночи.
И каждый раз я вспоминаю
Одни и те же кадры «фильма»,
В Алма-Ате тогда жила,
И прям из дома было видно,
Как Ельцин и Назарбаев
На стадионе, где мы жили,
Теннис всему предпочитая,
Там матч последний проводили.
Мой муж тогда в «Советском спорте»
Работал, взял он интервью,
И прямо там, на корте,
Он написал свою статью.
Мы после этого решили
Уехать в Питер навсегда,
Поскольку времена сменились,
И надвигается «распад».
И «август» стал для нас толчком,
Чтоб перебраться нам в Европу,
Поскольку было бы потом
Совсем уж поздно.
Все «августовские» дела
Я вспоминаю как во сне,
Когда я всё ещё спала,
Потом вдруг вижу – мы «на дне».
Наш переезд в Санкт-Петербург
Произошёл довольно быстро,
Преодолев большой испуг,
Теперь мы были не «туристами».
А полноправными жильцами
Той «славной северной столицы»,
С громадными очередями,
Но нечем было нам гордиться.
И много лет мы «выживали»,
Пытаясь как-то закрепиться,
Жильё себе мы «выбивали»,
Но нечем было нам гордиться.
Жизнь изменилась кардинально,
Мы постоянно опускались,
В те дни, что были «окаянными»,
Потом наверх приподнимались.
С тех пор весь «август» для меня
Стал символом больших потерь,
Хоть в августе и создалась семья,
Но позже отворилась дверь
В период бурных «перемен»,
Когда утрачено всё было,
Что раньше было как кремень,
Потом куда-то провалилось.
«Элита новая» пришла,
Тогда она «к столу» явилась,
Места «свои» там заняла,
И «прежнее» всё забылось.
Власть денег выплыла наружу,
И заменила всё собой,
А те, кто вынырнул из «стужи»,
Пошли дорогою другой.
; ; ;
Не буду больше вспоминать,
Что было там, в «восьмидесятые»,
Когда любили все «бухать»
Вино сухое виноградное.
Как начались ограничения
С началом нашей «перестройки»,
Привычка «пить» у населения
Столкнулась с неприятьем «горького».
Нешуточной борьба была:
Повырубали виноградники,
Ну и, конечно, как всегда,
Ошиблась наша бюрократия.
Закончилось всё это крахом
Полнейшим, в том числе, распадом
Страны, державшейся на страхе,
На части «суверенных государств».
Я вспоминать об этом не хочу,
Трагедию вселенского масштаба,
Когда нам всем «не по плечу»
Она надолго оказалась.
Страна распалась, «пить» не меньше стали,
И дело, в данном случае, не в этом,
А в том, что перестали
Работать «механизмы» к лету,
Которые держали всю страну,
В «железных рукавицах» цепко,
И «уважали» все Москву,
«Столицей» называя метко.
Тогда же и распался наш Союз,
Пятнадцать спаянных республик,
Произошёл известный всем «конфуз»,
И отступил назад наш партчиновник.
Произошла замена парадигмы,
Коллективизм разрушился всецело,
А «частник» вылез из подполья зримо,
И из «трусливого» стал слишком смелым.
Всё на прилавках быстро появилось,
Сначала только в крупных городах,
Потом, опять же очень зримо,
Во всех практически местах.
Потом к нам «потекли» и «нефтедоллары»,
И импорт увеличил свой поток,
«Челночники» тогда уж очень споро,
Используя свободы той «глоток»,
Всем обеспечили возможность потреблять,
Но только, разумеется, «за деньги»,
А тем, кому их не было где взять,
Были предложены проценты.
Мы вылезли из «нищеты советской»,
Но, правда, вот, попали в «кабалу»,
Зависеть стали от ростовщиков, что «зверски»
«Почали грабить» нашу «голытьбу».
Проценты возрастали с каждым днём,
Закредитованность, банкротство и так далее –
Всё было нам теперь уж «ни по чём»,
Порядки «рыночные» стали.
И население распалось на две группы,
Соотношение – один примерно к десяти,
То есть один «играл по- крупному»,
А остальные же едва «сводили все концы».
Шли годы. Через сорок лет
Всё изменилось, и настолько,
Что в пору нам «заказывать билет»
На новую большую «перестройку».
; ; ;
Сырой и мрачный вечер в Петербурге,
Он мне напомнил годы «переломов»,
Как будто очутились в «первом круге»,
Когда страна вся корчилась в изломах.
И 91-й, и 98-ой годами мрака оказались,
И стали также «переломными»,
Когда из сырости повылезали
Какие-то «чудовища-фантомы».
Тогда казалось, что всему пришёл конец.
На самом деле, так оно и было,
Возложен был терновый тот «венец»
На человека, что давно в могиле.
В сыром и мрачном Петербурге мы поселились в 91-ом,
Когда менялся строй в стране,
И сложностей хлебнули больше меры,
Но … оказались «не у дел».
Тогда мы верили в прогресс,
И думали, что будет «рынок»,
Но в 98-ом случился вновь эксцесс,
Что нам «забил дорогу клином».
Потом сырой холодный август повторился,
В году 2008, когда мой умер муж,
И «кризис» разразился,
И погубил он много душ.
Теперь, постфактум глядя на те годы,
Я понимаю – 25-й в их ряду,
И дело даже не в погоде,
А в том, что жить невмоготу.
Я больше не могу гулять по городу
И любоваться красотой архитектуры,
Она, принадлежа «народу»,
Вся создавалась «диктатурой»,
И памятники здесь монументальные –
И «Медный всадник», и «Екатерина»,
Лишь означали повороты радикальные
В развитии абсолютизма.
; ; ;
Как время изменило всех людей:
Кто был «никем», тот вдруг стал «всем»,
И тот, кто жил обычно «без затей»,
Тот стал изображать «дворян-князей».
Другие роли появились вдруг у них,
И стали они в «роли» те входить,
Ходить в одеждах дорогих
И обо всём «судить-рядить».
Почувствовали власть в своих руках,
И стали позволять себе «такое»,
За что бы раньше оказались все в «Крестах»
Или ушли бы «на покой».
Теперь им «всё позволено» и как бы
Им «лишнее» теперь «разрешено» –
Иметь в столах стопами «бабки»
Им вовсе даже «не грешно».
Чиновники, банкиры и их «семьи»
Солидными обзавелись домами,
Как будто все живущие на Свете
Обязаны обслуживать их сами.
До этого о них никто не ведал,
Не слыхивал о них никто,
Теперь все знают, чем «он пообедал»,
И как сидит на «ней» манто.
И «нувориши» знают, что богаты,
Что денег много, ими всё «зальют»,
Работают на них все адвокаты,
Всё «покупают» и всё же «продают».
Нам не угнаться за такими «богачами»,
Они нам не дадут прохода,
При этом можем огорчаться,
Но принимать их просто как погоду.
А что касается других, что «опустились»
И стали маргиналами по ходу,
К ним надо проявит и милость,
И принимать их тоже как погоду.
Да, время изменило всех людей:
Кому-то «золота» отсыпав всем ковшом,
Кого- превратив в «полузверей»
И заплатив им лишь одним «грошом».
Перевернулось «колесо фортуны»,
И «низ» вдруг оказался «наверху»,
И тот, кто долго «думал думы»,
Он ими же и «поперхнулся».
Народ «не ведал, что творил»
Тогда, в начале «девяностых»,
Когда он Думу утвердил,
Что начала «клепать» законы просто.
А четверть века быстро проскочила,
И оказались мы в году аж двадцать пятом,
Когда нас снова как бы пригласили,
Побыть немножечко «в театре».
Но нет желания оправдывать кого-то,
Искать виновных в происшедшем,
Поскольку мы не знаем никого,
Чтобы назвать «с Небес сошедшим».
; ; ;
Не будет этот «август»
Ни последним и ни крайним,
А лишь очередным, бескрайним,
Тем летним месяцем,
А вот уже за ним …
Когда опять все страны «взбесятся»,
Наступит «новая эпоха» отношений,
Конфликт дозреет окончательно,
И для достойного решения
Всё станет просто замечательно.
На «август» уповать мы будем зря,
Ведь это – Год Змеи,
Затянется всё вновь до января,
И здесь ты «в корень зри».
Все годы Змей****** бывали для страны
Каким-то «камнем преткновения»,
Когда из чувства собственной вины
Мы выбирались без сомнения.
Осмыслить это трудно, очевидно,
Но всё ж придётся это сделать.
Пока конца не видно,
Но мы идём к нему несмело.
А «август» – это лишь ступенька
Перед «порогом» для прыжка,
Когда нам нужно взвесить хорошенько,
Но оттолкнуться лишь слегка.
Когда закончатся «конфликты»,
Когда весь Мир замрёт, увидев
Картину разрушения реликтов,
Произнесёт свои молитвы,
Тогда мы перейдём в иной формат,
И будет Мир глобальным снова,
Отброшен в сторону наш будет «автомат»,
Эпоху назовём мы «новой».
* Назарбаева и Ельцина – для «Советского спорта».
** Танец маленьких лебедей.
*** Б.Н. Ельцин.
**** Статуя Феликса Дзержинского.
***** 19 августа 1991 г.
****** 1905, 1917, 1929, 1941, 1953, 1965, 1977, 1989. 2001. 2013, 2025.
Свидетельство о публикации №125102103572