Полонянка

Возвращалась она из полона да не праздная – на подоле висит мальчишечка узкоглазенький, в круглом пузе – дитятко вражьего роду-племени. Возвращение полоняночки не ко времени. Жених на другой обженился – забыл невестоньку, от которой с чужой стороны ни слуха, ни вестоньки.
Тятя помер, сестрицы вышли уж в жёнки честные. А бедной Искорке нет в этом мире места. Не найдётся ей мужа после чужбины тёмной. Будут её отпинывать, как кутёнка. Мать – та стыдится – не померла, вернулась.
С непокрытой косой идёт, не стесняясь улиц, не опуская глаз, даже не сутулясь! Брюхатая, да не венчана, не замужняя! Кому она на родной деревне отныне нужная?

Но жалко сына – и на косе не повесится. Да и рожать через каких-то ей пару месяцев. Живёт при маменьке Искра холопкой да приживалкою. Относятся так, что только не греют палкою. Мать смотрит зло, попрекает куском проглоченным: «На кой ляд вернулась, пропала бы лучше, доченька!»
Дед зовёт паскудою, брезгует с ней посудою, да на правнука с ядовитой глядит остудою. Искра плачет – родит, и в омут, не сдюжит более! Как жила она – знает об том половецкое поле. Да красавец хан, в чьём роду шаманы, сказители. Заприметил он Искру, как только её похитили. Верный его соратник привёз красавицу. Косы, каждая с руку, тонка, до того осаниста! Нарожает тебе такая мальчишек-ястребов, да девок, шнурками с золотом подпоясанных!
И любил её хан, и дарил жемчуга да яхонты, наряжал её в чистый шёлк, в переливчатый бархат… И она смирилась – знать, доля такая девичья. Что противиться, коль ничего с этим не поделаешь?
Но родился Тирей - словно заяц раскосый крошечка. Ох, какой обернулся любовью пацан непрошенный! Искра истово сына любила, хранила бережно. Она стала ему оберегом, а он ей –берегом. Рос во всём на отца похожий – ловкач, да лихой стрелок. Суслика на пригорке снять в ухо мог. Ему семь почти. И однажды, в ночи глухой, пришёл духов Тирею жуткий нестройный хор…

Все гордились, страшась – сила дедова у юнца! Был великим шаманом, заклятия восклицал! Только хан, как у сына силушка – занемог. И сгорел за седмицу – духи забрали долг. Испугались Тирея, погнали его и мать. Что было делать? Лучшей доли теперь искать. И она пошла, и Тирей с нею рядом шёл. Потускнел скоро ханских нарядов цветочный шелк. И дите росло в животе – ох, беда, беда! И куда вот теперь податься с детьми, куда?
Так и воротилась: «Матушка, принимай!»
Только как и думала – встретит проклятьем мать.

Разрешилась Искорка девочкою-красой.
«Крапива приплод твой, лишний рот на кусок!» – ворчал дедок, по полу шаркал босой. А потом по весне – чехарда стужи и тепла. Искрина мать от грудницы и померла, а за ней убрался дедок – старость верх взяла.
Осталась Искра с детьми, ну а по домам – пошли лихорадки, прозрачные, как туман. Хватали, трясли да жарили так людей, что больше и больше было вокруг смертей. Кого в чёрных пятнах клали поглубже в гроб, и кому жар сжигал восковой беззащитный лоб. Падали прямо на улицах, плач стоял. Скоро не напасёшься не то что гробов, а ям. Голодное время – самый поспешный сев. Кто жив, на полях ломались, спешили все.
- Мама, гляди, над Асонькой кто-то стоит!
- Не выдумывай, Тир, никого нет подле сестры!
Взгляд у полупрозрачной женщины ядовит, в струпьях тонкие пальцы, очи –  что две дыры, черные-черные. Страшно и заглянуть. Хочет она ладонь положить на грудь маленькой девочке, плотно укрытой в шаль. Вдруг смотрит в Тирея, шипит ему «Не мешшшай! То не сев у вас, то жатва теперь у нас!»
Мальчик делает шаг, и прямая его спина.

- Прочь поди, окаянная! – гонит он смерть саму.
И та пятится, и вдруг кланяется ему:
- Не признала силушки, уж не гневИсь, прости. Уведу и сестриц- лихорадок тотчас с пути!
Тирей берёт ветку рябины, и вьется-кружит. Круги то шире, то от шагов его уже-уже. Кто остался живой, приходит глядеть на танец. Это жизнь сама, её сила и свет и тайна. И бегут лихорадок тени села далече. Кто больной, тех пляска Тира зовёт и лечит. Искра качает Асоньку, и плачет плачет... Всех спас её смуглый, скуластый, волшебный мальчик.
И кланяются ему, и тянут руки – по мертвым надеждой боль свою убаюкать. Благодарят мальчишечку, славословят. Он последний снег в ладони горячие ловит…

20-21 октября 2025 г.